Наконец она кивнула.
— Я понимаю, Лукас, но ты слишком долго ждал, чтобы рассказать мне правду.
— Да. — Он искал глазами ее взгляд. — Я сам загнал себя в угол и не знал, как из него выбраться. Ты так часто говорила о доверии, что я просто растерялся.
— Я понимаю, — согласилась Кэтрин.
— А потом все запуталось окончательно, когда я услышал твой разговор с Энн. Ты отзывалась обо мне всего лишь как о…
— … плотнике, — прошептала Кэтрин. — Прости, Лукас. Я не хотела, чтобы Энн знала, как… как много ты для меня значишь.
Лицо Лукаса просияло, и он накрыл ладонь Кэтрин своей.
— Я так и подумал, после того как поговорил с Джоном.
Кэтрин вдруг выпрямилась, пораженная неожиданно пришедшей мыслью.
— Скажи, а твой отец, наверно, восхищается Джоном?
— Да, — удивленный ее проницательностью, согласился Лукас, — словно собственным сыном.
Кэтрин наклонилась вперед.
— А как насчет Джона?
— Я ведь уже сказал, мой отец…
— Да нет, — отмахнулась Кэтрин. — Я хочу сказать, а не думал ли Джон о том, чтобы принять руководство семейным бизнесом? У него и фамилия та же.
У Лукаса округлились глаза.
— Мы никогда не обсуждали такой вариант. У Джона прекрасная работа, и я даже не знаю…
Кэтрин коснулась его руки.
— Но можно ведь войти в правление на правах партнера. От такого предложения он ведь не откажется?
Лукас сидел не шевелясь, потом поднял голову, и на лице его засияла надежда.
— Наверняка это шанс. — Взгляд его смягчился, и он скользнул ладонью по руке Кэтрин. — Давай не будем обо мне. Давай поговорим о нас. У меня в ушах все еще звучат твои слова… о том, что я тебе небезразличен.
Ее ответная улыбка согрела его сердце.
— Так и есть, Лукас. Ты не просто изменил мой дом, ты изменил меня и мою жизнь. Я никогда уже не буду прежней.
— Надеюсь, что дальше будет только лучше, — уверил ее Лукас.
Слезы наполнили ее глаза. Какой смысл злиться и обижаться? Лукас прав — важен только настоящий момент. И неважно, что случится дальше, у них впереди вся жизнь.
И, уступив наконец своему желанию, она наклонилась к его губам, и Лукас ответил ей поцелуем, показавшимся ей зароком будущего счастья.
Наступил сентябрь, дни стояли теплые, и Лукас, засучив рукава, таскал банки с краской из кузова грузовичка на кухню. Утром он законопатил и оштукатурил стены, осталось их только покрасить.
Лукас как раз открывал первую банку, когда до него донесся пронзительный вопль Энн. Лукас выронил отвертку и помчался к лестнице.
— Энн?
— Лукас, поднимись. Пожалуйста, скорее!
Он побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и обнаружил Энн в спальне. Она стояла на кровати, подпрыгивая от волнения на пышных матрасах.
— Мышь, — заявила она, указывая на шкаф. — Закрой дверь, чтобы она не убежала.
Осмотрев все, Лукас упал на стул и покачал головой.
— Или тебе показалось, или она убежала.
Энн уселась на кровати по-турецки.
— Или прячется. Я не сдвинусь с места, пока не буду знать наверняка.
Лукас усмехнулся.
— Ну тогда нам придется долго ждать.
Энн потихоньку придвигалась ближе.
— Мне так одиноко, Лукас. Мои дети улетели домой. Я здесь совсем одна. — Она пропустила сквозь пальцы свои длинные волосы. — И никто меня не любит. — Ее манящие глаза обежали его тело. — Я ведь не такая уж уродина, а?
— Энн, ты очень привлекательная женщина, но я не тот мужчина, который тебе нужен.
Ее обольстительная улыбка погасла.
— Тебя в Огайо дожидается муж. Он совершил ужасную ошибку, тебе не стоит повторять ее. Лучше вернись домой.
Взгляд Энн встретился со взглядом Лукаса.
— Я… э-э…
— Ничего не говори. Ты меня не хочешь. Может, ты хочешь проучить Тома, но ты не смогла бы жить дальше с сознанием собственной измены.
Энн внезапно разрыдалась.
— Ты прав, — с трудом выговорила она, — но мне больно, в моей жизни все было так спокойно…
И она все рассказала Лукасу, а он слушал, то и дело вставляя совет или замечание насчет обетов и прощения… и детей.
Наконец Энн рукавом вытерла слезы и заявила:
— Мне надо домой.
— Я закажу билет на ближайший рейс. Ты нужна своим детям. И Тому. По крайней мере ты сможешь сказать себе, что хотя бы попробовала все исправить.
— Надо позвонить Тому. — Энн опустила босые ноги на пол и в тревоге огляделась. — Как ты думаешь, она уже убежала?