— Давай, — согласилась Марго. — А потом в стрелялку съездим?
— Идет, — кивнул Андрэ.
БМВ рванул. Бульвары, проспекты, рекламы и вывески неслись мимо Марго сливаясь в квадратики, треугольнички и прочие геометрические фигуры, которыми ее целый день пичкала машина.
— Представь, что учудила моя матушка! — вдруг вспомнил Андрэ. — Тебе Макс должен был ее показать, вряд ли он удержался. На выставке Наполи…
Андрэ хохолтнул, и Марго тоже кривенько ухмыльнулась.
— Да, показал. Высокая женщина. Она хотела что-то купить, кажется?
— Ну да! Идиотка! Я ее отговаривал, как мог. Но она ни в какую. Все-таки выложила какую-то умопомрачительную сумму за эту дурацкую серию. Идиотка!
— Почему? — удивилась Марго. — Ты-то ведь зачем-то заказывал.
— Ну я же не для себя! — вздохнул Андрэ. — Меня попросили. А на самом деле, это вообще был предлог. Там людей интересовали некие «глазки». А заказ так, ну чтобы не палиться.
— «Глазки»?!
— Ну да. Русская наркота. Кстати! Ты много полезного сообщила. Меня похвалили. Денег дали. Я тебя угощаю опять-таки! Если так дальше пойдет, я тебе предложение сделаю. От выгодной-то партии кто ж отказывается?
— Да?! — Марго с удивлением повернула голову. — Я — выгодная партия? Предложение? Это — ново!
— Ну, почему бы и нет? Надо же когда-то и семью заводить.
— Может лучше деньгами? — шуткой заехала Марго, но Андрэ напрягся, и она поправила направление. — А что за наркота? Они что, мочат гравюры в кислом?
— Хуже! Не поверишь, но там один псих — врач из какой-то вашей дурки выделил из пота шизофреников супер-дурь. От нее крышу рвет напрочь. Я не пробовал — не знаю, но счастливцы отзывались очень уважительно. Ну и вот, как-то они прямо в краску, которой все это штампуют, дурь эту добавляют и никакая экспертиза, главное, не определит. Потому что это даже и не вещество, а… в общем там все запущенно.
— А-а-а… черт! — Марго подпрыгнула на сидении. — Но откуда же? Я что-то похожее прочитала в газете в самый первый день! Как только приехала! Я стояла во дворе у Жака, и ветер принес газету, газета прилипла к моей ноге, я подняла ее и прочитала эту заметку. Она была подписана… А… — Марго осеклась. — Ну и что? А вам зачем?
— Как зачем? — удивился Андрэ. — Это же дурь! И к тому же — технология! Во-первых, можно технологию в «Голем» пихнуть и получить маней на маленький остров, а во-вторых, это же можно продавать… ну, скажем, В Голландию, в Штаты или… обратно в Россию!
Марго от такого хода мысли оторопела совершенно. И голова у нее пошла кругом не хуже, чем от «аненэрбе».
— Ну и что это была за газета? — озаботился Андрэ. — Не припомнишь?
— Нет, — помотала головой Марго, не желая сдавать Лео. По крайней мере, на халяву. — Слушай, А сестра Поля… Как она выглядела?
— Нормально, а что? Как обычно. А что?
— Нет Ничего. Так.
— Да, там тебя еще какой-то хлыщ спрашивал. Иностранец какой-то. Ты так известно? На весь мир?
— Иностранец? — удивилась Марго. — Какой иностранец.
И ее шугануло страхом. Питерские хвосты?
— Ну откуда ж мне знать? Какой-то симпатичный засранец передал Аурелии для тебя записку с телефоном. Спроси у Поля. Он, наверное, в курсе… Он тебе, кстати, цветочки купил, а ты… не пришла. А?
— Заткнись, — лениво ругнулась Марго и отвернулась к окну. Так вот значит, что! Вот, что за картинки! А Лео-то! Лео-то хорош! Откуда ж он-то узнал о наркоте? Он что, ясновидящий?
Андрэ остановился у неплохой вполне харчевни и, весело напевая модную темку, толкнул Марго в плечто:
— Ну что загрузилась? Да выбрось ты из головы все дерьмо! Марго. Тебе не надо думать о чужих задницах. Думай о своей! Это будет твой вклад в мировой прогресс.
Но Марго уже была мрачнее тучи. Известие о каком-то человеке из Питера напрягло ее не меньше, чем знание Лео о русской наркоте. Она никак не могла понять, каким образом она втянута в эту историю, но чувствовала. Как-то втянута.
— Знаешь, Андрэ, — сказала она. — Ты только не сердись, но я… я не готова сегодня обмывать. Я очень устала и… меня кое-что беспокоит. Я должна… в общем, извини. Бытовые проблемы.
— Да!? — Андрэ расстроился ровно на пять секунд. — Дело твое. Но ты не пропадай. Кстати! — он полез в карман и протянул Марго визитку. — Тут есть моя мобила, если что — звони… Мне бы… В общем, я буду тебе признателен… ну ты понимаешь? — Андрэ выразительно пошуршал пальцами. — Если ты меня сведешь напрямую с Валерием. Жак тертый калач, я боюсь, что мне его не развести на нежную дружбу.
— Хорошо, — пообещала Марго скорее, чтобы закрыть тему, сунула визитку в карман и поспешила к видневшейся на перекрестке станции метро.
На метро денег еще было. В кармане было два ключа — от Парижа, и от квартиры Поля.
Но как скоро Марго ехала к Полю, так скоро она начинала тосковать. Ведь придется же терпеть занудство Брата. К тому же в вагоне ее укачало и, расслабившись, она поняла, что если уж ей дали ключ от Парижа, то никакие хвосты из Питера ей не смогут повредить. С этими хвостами случиться что-то и они отвалятся сами.
Неплохо было бы, если бы это был Чижик, но… так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает. Так не бывает…
Марго вышла на первой попавшейся станции, кажется это оказалась Ги Моке, и поплелась по городу пешком. Честно сказать, она догадывалась, куда идет. Ее неудержимо и вполне сознательно тянуло к каштану на кладбище. Было там что-то правильное около этого каштана. Там мир сам собой становился добрее и понятнее.
И правда — будто над местом упокоя был волшебный купол — по мере приближения Марго все больше воодушевлялась на новые подвиги. Теперь она точно знала, почему не поехала куролесить с Андрэ. Ей надо все обдумать, по возможности, полазить по Сети и поискать что-нибудь обо все этом, что происходит, но не дает ответа.
Марго смело толкнула калитку и вошла. Петли за спиной тихонько скрипнули, по макушкам цветов пробежал теплый ветер. Рыжая кошка, увидев Марго издали, побежала ей навстречу и, сказав «мау», потерлась о ноги.
Марго тоже погладила рыжую мурчу по нежной шерстке.
Кошка последовала за Марго до самого каштана. Марго заглянула в склеп — там ничего не изменилось. Мадонна так же весело несла младенца на растерзание людям. Надо же, какой нарядной может быть смерть! И Марго как-то подумалось, что ведь в сущности мама была права, когда говорила, глядя на репродукцию Сикстинской Мадонны, висевшей у бабушки в шкафу за стеклом, что каждая мать — Мадонна и каждая мать отдает своего ребенка на растерзание. И никуда от этого не деться! Марго тогда была мала и потому не понимала, почему Верка так часто ругается с матерью и полчему на это высказывание на мать шипят обе — и Верка, и бабушка. А теперь она поняла. И ту, и другую. И мать тоже поняла.
Верка уже собиралась и сама заводить детей, и ей не нравилась идея приносить их в жертву человечеству даже в виде метафоры. Бабушка нарожала их достаточно и пряталась от жестокой реальности за смешками, бытовыми хлопотами, сюсюканьем с внуками и непреклонной волевой веселостью. Бабушка считала, что порядок заведен не ей, а потому нечего париться — можешь, получи сколько-нибудь удовольствия, пока жив. А дерьмо? Оно случается.
Мать же была не так легкомысленна, как ее собственная старшая дочь и бабушка. Мать всегда принимала взвешенные решения, и даже если они самой ей не нравились и не доставляли удовольствия — это ничего не значило. С отцом Верки мать разошлась по идеологическим мотивам, когда нашла у того фривольную фотографию. Мать заявила, что тот — развратник и испортит детей. И разошлась. Это, конечно, Лиза Кошкина узнала уже позже, когда ей самой начало прилетать от матери за недостойные взгляды. Отец же Лизы и ее братьев близнецов был выбран евгенически, высчитан и взят в мужья волевым решением. Впрочем, об этом решении кроме матери и Лизы никто не знал. Все были уверенны, что отец был благодетелем, взяв за себя бабу с чужим ребенком. То, что ребенок отсался с бабушкой как-то опускалось и не представляла в глазах семьи никакого значения.