Теплый денек. Тихий. Птички поют. Деревья распустились. Все прекрасно! Какой к черту Человек-из-Стены? Пить надо меньше.
Марго остановилась на углу Кавалотти и посмотрела по сторонам. Хорошо. Тихо. И машин нет ни одной. Она шагнула на тротуар и чуть не сдохла. Откуда взялся этот чертов «Линкольн»? Она прямо наткнулась на его капот и, медленно, как в страшном сне, развернулась, обогнула машину сзади и метнулась вперед — благо дом Андрэ был уже виден.
«Линкольн» улетел вперед, и Марго опять подумала, что это опять совпадение.
Мало ли, совпадение какое?
Уже спокойно она свернула с троттуара и хотела перейти дорогу, чтобы войти во двор, как волна ужаса и мягкий шепот шин возникли одновременно с левой стороны. И, уже не соображая, что она делает, Марго из всех сил швырнула в лобовое стекло машины этот дурацкий тяжеленный ключ, который не выбросила в Сену, который сжимала потной рукой все это время.
Стекло рассекла черная звезда трещины, машина остановилась, но из нее никто почему-то не вышел, тогда как Марго рванула со всех подметок во двор Андрэ. Ужас так одолел ее, что она уже не думала ни о том, что Андрэ может не быть, ни о том, что за ней могут побежать.
Потертые ступени подъезда. Тяжелая старинная дверь. Зажмурить глаза, чтобы переждать краткую слепоту после уличного света.
— Добрый день. Я к Андрэ Бретону.
— Добрый день, мадмуазель, — улыбнулся старик, оторвав глаза от вязания.
«Трикоте». Во Франции — это мужское занятие.
Лифт. Кнопка. Поправить в зеркале прическу.
Не стоит пугать красавчика.
Марго вышла из лифта и только собралась позвонить к Андрэ, как шлюзоподобные двери разъехались сами собой. И послышалась музыка. Тихая и осторожная, она покачивалась птичьим перышком на волнах сквозняка. И напомнила Коше что-то бывшее уже давно — забытое, но сладостное и печальное, будто поцелуй на прощанье, будто и это не музыка была, а сам ритм времени осуществлялся в еле уловимых звуках, и казалось — что ни сделай, все будет только фрагментом огромной композиции. Будто все, что только может случиться — лишь часть этого медленного плавного мотива.
Все это Марго подумала в одну секунду, потому что во вторую уже влетела в стальной предбанник. Лампочки ярко замигали, кружась в приветственном танце.
Марго села в прихожей прямо на пол и отрубилась, отходя от только что пержитого ужаса.
Репортер полулежал в кресле перед компьютером в легком шелковом халате, накинутом прямо на голое тело. Волны шелка шевелились, потревоженные сквозняком, и ласково поглаживали бугорки холеных мышц. На высокомерном лице мелькали отблески фильма. И музыка, которая так очаровала Кошу-Марго, была лишь саунд-трэком к этому фильму.
Нарисованные брови нарисованного японского юноши, нахмурились и нарисованный рот что-то сказал на инопланетном японском языке, и нарисованный ветер швырнул белый ворох нарисованных лепестков сакуры и унес их по диагонали в нарисованную ночь. …странно, что с Чижиком у них ничего, ну совсем ничего такого не было, хотя, может быть, было гораздо больше. Их объятия так и остались невинными, хотя именно в этих объятиях ей и надлежало бы остаться навсегда. И умереть в них. В Нарве казалось — успеется. Потом было не до того. А потом он исчез. Зря их не застрелили вместе.
И, хотя трудно было не признать очевидное — казалось, Чижик не умер, он просто где-то не здесь. Он не мог жить з д е с ь, потому что он н е з д е ш н и й вообще, ненастоящий. Он придуманный, как принц с промокашки или вот этот нарисованый юноша из странного мультика, который смотрит обычный ненарисованный Андрэ. И Андрэ, кстати, чем-то похож на Чижика. Он такой же сумасбродный, но только настоящий, обычный, абитюдный… Да, он умеет кидать дартсы в любом состоянии и выбрасывать столько шестерок, сколько хочет. Но это не важно. Фокус личности Андрэ где-то здесь, в этом мире. В обычном, человеческом. А Чижик — он где-то далеко впереди, за гранью веков. Он будто пришел оттуда ненадолго и опять улетел. Поэтому никаких угрызений совести перед переставшим быть Чижиком испытывать нельзя — все девочки рисуют принцев и влюбляются в актеров кино, а потом вырастают и выходят замуж за совсем не принцев, а за мужчин типа «одноклассник».
Какое мне дело до вас до всех?
Марго выдохнула и, с трудом сдерживая панику, вошла в комнату.
— Привет!
— Хай! — буркнул Андрэ.
Голая женщина на экране запустила в свое чрево руку и, обливаясь кровью, выдрала изнутри себя меч. Однако, в следующем кадре ее тело уже снова было целым и невредимым.
— Что такое ты смотришь? — спросила Марго, стараясь не поддаться волшебству совпадений и намеков, затаенных в символах.
— «Икс», — Андрэ это показалось исчерпывающим ответом.
Мультяшные герои в белых рубашечках и черных брючках сражались на каменном мостике, из земли высунулась рука и потащила девочку в подземный мир.
— Никогда не видела такого…
— Дикая русская…
— Да…
— Андрэ. Можно тебя попросить?
— Ну.
— Если кто-нибудь позвонит в дверь, не открывай, ладно?
— Кстати! Никогда не приходи ко мне без звонка. У меня может быть девушка, мама, да кто угодно… Я мог не пустить тебя.
Марго быстро вспомнила «кого-угодно», но вслух сказала:
— Извини, больше не буду.
— «Блисс»? Кофе? Сок? Сигарету?
— Сигарету, — помедлив, сообщила Марго. — Вообще-тоя, конечно, бросила, но…
— Возьми сама. На столике была пачка. Так почему я не могу открывать?
— Ага, — Марго легко нашла открытую небрежно упаковку какой-то дорогой дряни и закурила. — Ну, видишь ли… Я… я… убегаю от одного человека. Он очень навязчив, но он мне не нравится. Я подумала, если вдруг он меня выследил, то… Знаешь, какие бывают мужчины? Один раз переспишь, а они уже решат бог весть, что.
— А-а-а. Ладно.
Андрэ вальяжно потянулся, и ветер оголил его смуглый живот, но в Марго не шелохнулась ни одна струнка, словно господин в «Линкольне» заморозил все ее тело надолго.
Нервно куря, Марго вышла в бэдрум и, встав на унитаз, высунула голову в форточку. Нет. Никаких следов дурацкой схватки не было. Ни машины, ни ключа на дороге.
Марго спрыгнула на кафельный черный пол и выбросила окурок в фарфоровую воронку гальюна, пахнущую туалетным дезодорантом. Где-то на кладбище раскричались птицы. «Тюилери! Тюилери!» Марго вернулась в комнату. Андрэ уже не смотрел фильм. Он перекочевал к шкафу и, сидя в кресле, расчесывал черную гриву масссажной щеткой.
— Какие-то тайные нити связывают события в единую ткань, — задумчиво произнесла Марго, устраиваясь на красном ромбе диванчика. — Порой совсем незначительные (жест, слово или просто минута промедления или минута спешки) могут так изменить рисунок этой ткани, что… Или не могут? Или то, что нарисовано уже на эскизе, неминуемо воплотится в жизнь, как ни старайся. Разной будет причина события, а результат — один?
Андрэ пожал плечами.
— Иногда я думаю, — продолжлила Марго, глядя на медленную спираль люстры, — что заключила бы договор с Сатаной, существуй он на самом деле. Знаешь, я всю жизнь была нищей, но мне это надоело. В конце концов, если люди плевать на меня хотели, я имею право плюнуть на них.
— А что ты скажешь, если узнаешь, что я и есть Сатана? — В глазах репортера заплясали холодные огни.
Марго расхохоталась:
— Давай договор!
— А как же бессмертная душ-ш-ш-ша, которую я попрош-ш-шу взамен? — прошипел Андрэ голосом Каа.
И Марго опять окатило волной чужого желания. Она задохнулась и разозлилась. Как он это делает? Словно колдун какой-то! Стоит Андрэ только захотеть, как ее тут же охватывает страсть. И зачем? Ему ведь не нужен секс… если бы был нужен…
— Но ведь речь идет о христианской душе, — усмехнулась Марго, пытаясь справиться со своей грешной плотью. — А я нехристь. Стало быть, Дьявол мне — побоку. Да и не тянешь ты на Дьявола. У него «льдяный лик и холодные поцелуи».