— А как эта гравюра могла оказаться у Сержа Наполи? — спросил Бретон.
— Да почему же это она?! — удивилась Марго непонятливости приятеля. — Просто похоже. Те гравюры Валерий привез из России! Наполи никак не мог их нарисовать. Если ты думаешь, что он купил их, то… Покупать и рвать? Зачем? Глупо. Мне кажется, это она сам раскромсал со зла неполучившуюся работу.
— Валерий часто приезжает? — спросил Андрэ.
— Не знаю. Должен быть к открытию моей экспозиции.
— Ты давно его знаешь?
— Познакомились в самолете. Он посмотрел слайды и предложил в Париж. Я согласилась. Если кто-то в самолете тебе что-то предлагает, значит это тебе предлагает шанс твоя судьба.
— Довольно странно звучит. А если бы он тебе предложил чемодан с наркотиками?
— Да перестань ты!
— А где можно помотреть те гравюры, которые привез Валерий? Жак выставляет их?
— Не знаю!
— Познакомь меня с Жаком. Я хочу такую гравюру, — Андрэ, ни слова не говоря, спрятал обрывок с глазом в карман.
— Хорошо! Приходи на открытие моей выставки. Уже скоро. Только не говори, что я протекла. Придумай как-нибудь обтекаемо. Что видел там у кого-нибудь что ли… Или пусть он сам тебе предложит.
— Я придумаю, — пообещал Андрэ и спросил. — Хочешь чего-нибудь?
— Не знаю, — честно ответила Марго. — Хочу смысла в жизни. Я запуталась и потеряла смысл и цель жизни. Мне нужен какой-нибудь смысл! Извини, я тебя гружу, но мне надо кого-то загрузить, потому что у меня началось короткое замыкание. Раньше я думала, что смысл моей жизни — живопись. Теперь я знаю, что живопись — дерьмо. Потом я подумала, что цель моей жизни стать роботом. Но кто даст мне гарантию, что это то, чего я хочу на самом деле? Знаешь, я готова отдаться тому, кто укажет мне качественный хороший смысл жизни. Пусть даже он будет самим Сатаной. Надо же! — вдруг осенило Марго. — А ведт и Фауст Гетте просил у Мефистофеля смысл жизни! Удивительно! Это же должно быть прерогативой Бога! Смешно?
Андре только устало вскинул брови домиком.
— Предлагаю «Полет валькирий», — сказал он. — Промывает от всякой грузи! Закинемся «аненэрбе» и полетаем. Оттягивает. Исключительно.
— Давай. А странный этот художник. Говорит как-то…
— Придуривается, — цинично сморщился Андрэ.
— А что такое «аненэрбе»?!
— Тоже, как и очки, новейшая разработка.
— От Макса?
— Почти, — наклонил голову репортер.
— Зачем? Зачем они это делают?
— Наш век — век процессинга. Человек должен стать химически и психологически управляемым. Вместо насилия — мягкие, безвредные наркотики и спецпрограммы — видео, аудио, структурная архитектура, стереотипы поведения, вербальное кодирование, соционика, информатика. Пиарные войны вместо настоящих. Главное — оборот средств. Если можно обойтись без крови и разрушений, надо это сделать. Раньше люди чуть что хватались за меч, потом за бомбу, а сейчас все идет к тому, чтобы обойтись легендой брэнда. Согласись, пиарная война лучше настоящей. Это цивилизованный способ решать проблемы. Даже умереть от героина все равно лучше, чем получить, например экспансивную пулю в живот. Я бы предпочел герыч. Смертельный сон приятнее смертельной жизни.
— Безысходный какой-то выбор… Но я согласна. Война — это плохо, — сказала Марго и роботы опять показались ей светлым будущим человечества. Стоит ли вести войну с роботами, если ее смысл состоит в перспективе выпускать (неизбежно!) кишки ближнему?
— Ну вот. Для этого и ведутся разработки. Мир — как единый компьютер. Высокие технологии.
— А роботы? — вспомнила Марго.
— Что — роботы? — не понял Андрз.
— А роботы тут причем? Ты говорил, что каждый из нас может оказаться роботом. Это как-то связано с этой программой?
— А-а… — протянул Андрэ. — Да это, собственно она и есть. В неком переносном смысле, конечно. Ты же не думаешь, что я и в самом деле робот?
Марго смутилась. Как раз так она уже и думала. Конечно, она далека была от мысли, что у Андрэ где-то в пятке (как сострил Макс тем похмельным утром) стоит аккумулятор или блок питания, но она была почти уверенна, что настоящие первороботы разработали какую-то технологию (вещество или процесс), которая из обычного человека легко делает робота.
Чтобы скрыть смущение, Марго перевела разговор.
— Ну хорошо, — спросила она. — А что будет-то, если мы употребим «аненэрбе»? На что похоже? На экстези, на герыч, на коксу?
— На «Блисс». Только круче, — Андрэ полез во внутренний карман и извлек оттуда упаковку шипучего аспирина «Упса».
— Это же аспирин! — воскликнула Марго.
— А ты попробуй! — оскалился Андрэ. — Возьми в бардачке минералку и кинь туда две таблетки.
Марго все последовательно выполнила и понюхала результат. В нос ударили нормальные аспириновые брызги.
— Вот! — сообщила она. — Что теперь?
— Пей половину!
— И что будем делать потом?
— Я же сказал! Поедем на самолете кататься, — улыбнулся Андрэ.
Марго выпила свою долю с замиранием сердца, ожидая, что будет, но ничего не случилось. Андрэ по прежнему гнал машину на север, не обращая внимания на светофоры, перекрестки и показания спидометра. Во всю ивановскую грохотала музыка, состоящая в основном из баса и ударных. И навстречу летело сияющее невидимым светом пространство.
Ничего не случилось. Только стало лучше. Почти, как утром, до того, как Поль повел ее на дурацкую выставку Николя Гороффа. Да-да. Состояние Марго улучшалось и вскоре приблизилось к оргастическому. Андрэ, похоже, тоже был не в худшем расположении духа. Он гнал БМВ с нечеловеческой, неавтомобильной скоростью.
На одном из крутых поворотов они едва не снесли капотом витрину магазина, на другом проехали по газону между деревьями, потом чуть не сбили мотоциклиста, который чудом успел увернуться и затормозить в клумбе. И у Андрэ все это вызывало только торжествующую жесткую улыбку. Иногда хохот.
— Эй! А ты уверен, что больше никто не попадется тебе под колеса? — крикнула Марго, крепче сжимая в руке кожаную петлю.
— Этого не может быть! «Аненэрбе» круче «Блисса»! Коэфициент везения сто процентов!
— А-а… если…
Быстро миновав Париж и пригороды, они вылетели на автобан.
Там стало спокойнее, если не считать, что БМВ шутя делал все (все!) попутные машины.
Они прокатили пару сотен километров, потом резко (чуть не вылетев на обочину) повернули к небольшому аэродромчику, видневшемуся в лучах нескольких фонарей на холме за виноградниками. Аэродром состоял из пары ангаров и пары взлетных полос, убегающих к горизонту пунктиром световых меток.
К нему вела узенькая дорожка местного значения, аккуратно закатанная асфальтом, но все-таки не автобан. Она пробегала через небольшой лесок, где наверняка БМВ поджидал лежачий полицейский, и Марго в ожидании их вцепилась рукой в кожаную петлю до белизны в суставах.
И не зря!
Откуда ни возмись, навстречу появилась два ярких огня. Виляя из стороны в сторону, эти огни стремительно приближались. Казалось, столкновение неизбежно. И Марго замерла, превратившись в мраморное изваяние. А чтобы не зажмуриться от страха, вытаращила глаза.
— Придурки! — незлобно ругнулся Андрэ и показал фак, высунув руку в окно.
Громко напевая под орущую в динамиках долбилку, репортер тоже начал вилять, дразня встречную машину.
Опасный стремительный танец. Машины прошли друг от друга на мизерном расстоянии — на толщину волоска приблизились лакированый карминовый бок встречного кабриолета и серебристый бок БМВ. Марго успела только заметить, как за стеклом мелькнули лица нескольких веселых девушек.
Едва они разъехались, недалеко за горизонтом раздался взрыв, и показалось зарево пожара.
— Что это? — испугалась Марго.
— Что-то горит, — пожал плечами Андрэ.
— Там что-то взорвалось!
— Ну и пусть!
— Мы чудом не столкнулись с этими девками! — заметила Марго, оглядываясь. — Зачем мы так дурим?