Выбрать главу

Миша Небадонский — не менее опасный враг. Прибыл, чтобы привести в исполнение коварный план. У них кругом свои люди. Хотя многие не догадываются, что являются участниками заговора. Нити заговора ведут даже в Управление! Иначе к чему ставить главным Гришу генерала? Хороший Гриша мужик, но как руководитель — плакать хочется! Что и делают по вечерам сотрудники — плачут и пьют горькую. Гриша не ожидал подобного подарка от судьбы. Всего что угодно! Неделю не спал — наденет штаны с лампасами и снимет. Наденет и снимет — не может поверить в счастье, что на него свалилось.

Как только Гришу в генералы посвятили, на него что-то нашло, но только не озарение. И умней он стал, и ростом выше. Живот вырос и интеллекта прибавилось. Миша на тот момент был как раз не Мишей, иначе его еще бы тогда обезвредили. Да и смутное было время — полная чехарда! Не разберешь, где наши, а где чужие. Старики умом тронулись, а кто в штаны наложил со страха — разбежались по общественным организациям. Либо рванули на периферию, как нынче говорят — по регионам. Москва пустая была. Народ-то по-прежнему суетился, по рынкам бегал, откуда и видимость жизни. Не было жизни — умерла она. В генералы никто ходить не желал, отказывались умные люди от генералов. В деревню картошку сажать, либо коров пасти — пожалуйста, а в генералы — увольте! Страна ждала большой крови. А кто в крови повинен был, прекрасно знал, чего и боялся.

И нет, чтобы тогда придушить. Не придушили, упустили момент. Одни сопли пускали, другие их глотали — сидели по избам. Тучи мимо прошли, зной остался, ливень — одно баловство. Алексей Матвеевич мухобойкой по окну лупил и ждал партийного собрания. В актовом зале собрались — пыхтели, как жеребцы перед кобылой. Никто в лимит не уложился — перло во все стороны. Орали наперебой — мы им еще покажем кузькину мать! А в ремонт обувь не принимают! Когда это было, чтобы сапожник работал двадцать четыре часа подряд? Денег на ботинки не было. Ботинки стоили целое состояние.

Фортуна. Не зря говорят, что она слепая, глухая и ко всему прочему потерявшая рассудок. Думай, кого земными благами награждаешь! Или у нее свой план — не менее коварный? Ничего не случилось! Видимость движения, имитация смены обстановки? Или запахло жаренным? Не паленным, а именно жаренным. Груздь животом не страдал — сигаретка в зубах, на плите глазунья, на радиоточке старый знакомый поэт — выживший из ума интеллигент, возомнивший, что пришло его время.

Пирамиды, пирамиды… Череда голодных лет. Где смиренье, где унынье? Тот, кого давно уж нет. Умер ты и не заметил, был лишь краткий эпизод, Возвращайся друг обратно, Здесь тебя никто не ждет.
* * *

— Ты у меня брось! — кричит в трубку Алексей Матвеевич, — ты меня предъяви народу в открытом эфире! Неизвестно, когда еще шанс представится. Какие на хрен пирамиды! Ты что — Валя! Вы — интеллигенты гнилые — всегда народ за людей не считали. Ты сейчас душой страдаешь и несешь по радио глупость, за которую тебе завтра будет стыдно. Ты людям скажи, где можно купить мясо, а где молоко!

Валя трубку повесил и принялся дальше страдать в открытом эфире — давно, подлеца, не печатали. Николай Федорович также бедствовал — считал копейки до зарплаты. Журналов не выписывал, свой научный потенциал не развивал. В переулке неизвестные злодеи дали ему в нос и отобрали портфель. Замечательный портфель — свиной кожи. Нынче такой не купишь. А если купишь, нужно заплатить огромные деньги. Это было, пожалуй, первым крупным разочарованием. К людям Николай Федорович никак не относился. Он с ними смирился, потому как надо с ними жить — с этими людьми. А потом он заметил, что людей слишком много развелось. Как бродячие собаки в стаи по весне сбиваются, так и люди. И обликом своим люди на людей мало чем похожи. Понятно, что от жизни происходит упадок, а если жизни нет, значит, и падать некуда. Беда, однако, а жить как-то надо.

Нос заживет, и портфелю замену найти можно. Хотя в душе что-то осталось — рубец незаметный, о котором можно и забыть. Жизнь, зараза, не желала выстраиваться. Ждешь лето, чтобы скрыть язвы, что вылезли по весне — грязь жуткую, мусор и говно. Пришло лето, однако облегчение не наступило. Рубца не видать, но боль осталась.

* * *

Не врет. А вот сейчас не врет, — сказал дед. У него тоже радиоточка была. Он через радиоточку связывался с внешним миром. Чтобы не было замешательства, отметим — мир принимает разнообразные формы. Может быть внешним и внутренним. Крутанул ручку и возник мир. Не нравится — выключи мир. И нечего орать, если не знаешь, где можно купить мяса.