— По делу я, — сказал Тюленин, — а прежде в туалет хочу. Так хочу, что сил нет терпеть. Пищеварение слабое и сопровождающий его метеоризм.
И пошел уверенной походкой в туалет, где дверь прикрыл и прислушался — прижал ухо, чтобы узнать, чего в комнате происходит. А попутно звуки разные имитирует в меру сил и способностей, что должно вселить окружающим веру в его слабое пищеварение. Вот и старик голос подал — его голос. Живой, стало быть, старикан — ничего с ним не случилось. Знай себе, лежит на кушетке и дожидается, когда ему кефира принесут. А вот это, кажется, о нем говорят — о Тюленине, потому как других Тюлениных Николай Федорович не знает. Говорит старик, как всегда, полную глупость. Говорит, что Николай Федорович окончательно выжил из ума — пришел в гости и сразу в туалете закрылся. У него что — своего туалета нет? Чего, спрашивается, он в чужом туалете делает? Слаще в нем или бумага мягче? Грубиян! Самый настоящий грубиян — даже Кристина на него не действует. Уйти? Сделать вид, что обиделся — хлопнуть дверью и поминай, как звали.
Нельзя. Старик скажет — мол, пришел в туалет и вышел — даже не попрощался. Всему двору расскажет — нет в нем воспитания. И чувства такта нет — как с ним тяжело. Какие могут быть в нем тайные знания? Кто отважится в нем хранить тайные знания? Какой еще Михаил Небадонский?
Однако новый звук — вроде как разбилось что-то? Определенно, разбилось. А что может разбиться, если только ваза на столе? Интерес возобладал — Тюленин покинул свое убежище, вышел как ни в чем не бывало, словно никуда и не уходил. Старик на кушетке — где ему еще быть? Взъерошенный или напуганный? И ваза на полу — верней, что от нее осталось. Снайпер опять? А в кого он тогда стрелял? Уж не в Кристину ли он стрелял?
— Вот это да! — говорит старик, — ты видел? Я — видел! И слов у меня выразить, что случилось, так их нет! Кристина, ты видела! Вот! И она видела. О чем говорит данный факт? Данный факт говорит, мы оба в своем уме. И если бы ты, Коля, прежде меньше жрал и по чужим сортирам шатался, так же стал бы свидетелем удивительного явления. Иначе его назвать нельзя. Ваза взорвалась сама по себе. Никто ее пальцем не тронул.
Слава вернулся и вовсе не загорелый. Николай Федорович сомневаться начал — а был ли парень в Перу? Там не загореть невозможно. Даже если будешь к этому стремиться, все равно загоришь. Солнце у них круглый год — поэтому они все как один загорелые ходят. А прежде папа с мамой загорелыми ходили и дедушка с бабушкой. Николай Федорович на перрон встречать Славу не ходил — еще не хватало! Он ему не родственник и даже не близкий знакомый. Тюленин к нему потом пришел, когда Слава успокоился. Нервный какой-то он прибыл и встрече с отечеством не обрадовался. Лица соотечественников его не радуют, березки кудрявые душу не теребят. Денег, говорит, едва хватило. У них там черт знает что происходит! Если покупаешь билеты в оба конца, дешевле обходится. Не нужно мне в оба конца, — объясняет Слава, мне бы хотя в один конец улететь. Тогда никакой скидки. А затем на Тюленина уставился и спрашивает, мол, ты кого мне подсунул?
Николай Федорович сразу понял — дело темное. С курорта в подавленном настроении не возвращаются. И почему он вдруг столь внезапно отбыл — что случилось? Как отрезало, — признался Слава. У меня уже давно тактика разработана. На первом этапе снимаю рубашку, на втором — джинсы. Действует безупречно. Никто еще не устоял — включаются безусловные рефлексы. По сути, начинает действовать подсознание, а бороться с подсознанием — бесполезно. Почему? Потому что подсознание и логическому объяснению не подлежит. Приступаю к первому этапу, — продолжил Слава, — снимаю рубашку. Вот тут все и началось. Кристина на диване сидела, и вроде как ей мое выступление нравилось. Ресницами хлопает и ноготки трогает — значит, волнуется. Пируэт делаю — я над ним долго работал, чтобы он у меня воздушным был. Чувствую — получился! Смотрю на Кристину — и в самом деле получился пируэт. Еще делаю и еще — лучше бы не делал. Выхожу из пируэта — что за хрень? Нет Кристины — сидят какие-то люди на корточках. Только не наши люди — смуглые и напуганные. Страх в глазах — ничего не понимаю. Откуда, думаю, посторонние в квартире?
Николай Федорович возбудился — живо себе представил картинку. Воображение у него богатое и представить, нарисовать картинку в голове — никаких проблем. Он даже смуглых людей на корточках представил и Славу в центре круга — как он пируэт делает, крутится, словно балерина на одной ноге, а вторую ногу изящно изогнул.
— Хлопают мне, — продолжает Слава, — и выводят куда-то. Куда — непонятно. Не был я прежде здесь. Голову поднял и солнце увидал. И небо чужое. Что же, думаю, происходит? Где это я?