Впрочем, никакими тайными знаниями здесь и не пахнет. История — пожалуйста. Но только кому она нужна? И дух Михаила Васильевича — как он разгневался! Сколько лет прошло? Успокоиться не может — возбудился, а чего, спрашивается? Михаил Васильевич — наш Леонардо. Утверждает, что Третий Рим и есть Россия. Древний Рим и древняя Россия — одногодки, в одну школу ходили и за одной партой сидели.
— Слушай, Веревкин, — сказал Григорий Петрович, набрав номер дознавателя, — ты случаем ничего не перепутал? Что еще за Древняя российская история? Я сейчас как раз справку твою читаю. Не вижу связи. Вот ты пишешь — «этнический кризис… война кланов в королевстве, произвести стерилизацию, общество потребителей… и сразу Михаил Васильевич. А фамилия где? Уровень эрудиции мне подсказывает, что речь идет о Ломоносове. Михаил Васильевич Ломоносов. А если кто другой читать будет, как он определит, о ком идет речь. Или думаешь, явится перед ним сам Михаил Васильевич? Сунет кулак под нос и скажет — узнаешь?
— Не уверен, — сказал Веревкин.
— Как это — не уверен? — не понял генерал, — а кто уверен?
— Не уверен, что Михаил Васильевич у нас обязательно должен быть Ломоносовым. Может, это какой-нибудь другой Михаил Васильевич.
— Других Ломоносовых у нас не было, — категорически заявил Григорий Петрович. — «Древнюю российскую историю» кто написал?
— Не знаю, — честно признался Веревкин.
— Никто не знает. Но авторство, говорят, за Ломоносовым. У нас на тот момент никто вопросами происхождения Руси не занимался. Это что — тайна? Или написал, черт знает кто, а фамилию поставили — Ломоносова. Ты это имел в виду?
— В вопросах истории я не очень чтобы, — признался Веревкин, — мне сказано добыть, а что там, на выходе — не могу знать. Не моего, так сказать, профиля. Но и ошибки быть не может — каждое слово проверяем. Это как поток сознания.
— Чего? — не понял генерал.
— Поток сознания — без начала и без конца. Стоишь посреди потока и думаешь, как бы самого не унесло! Он же поток!
— Вопросов много, — подсказал генерал. — Что не предложение, так обязательно возникает вопрос. Постоянно в напряжение. Ты, Веревкин, его не заморил? Он еще живой? Пенсионер наш — еще дышит? Ты там аккуратно, компота дай из сухофруктов или сока яблочного. Не хочет? А ты предложи!
Веревкин работал строго по инструкции — в этом можно было не сомневаться. Буквоед еще тот. Сказано — запятая, так он и поступит. Сказано точка — поставит точку. Инструкцию составляли коллективно. Плод коллективного творчества, но с учетом имеющего положительного опыта. Запрос коллегам делали в Научный центр мозговой медицины. Человек специальный ездил в командировку — готовил материалы. А затем составлял для Веревкина инструкцию, где оговаривался каждый шаг. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Самодеятельности никакой. Если только компота предложить или сока яблочного. Апельсиновый в буфет не завезли. Если честно признаться, Григорий Петрович апельсиновый сок не любил. Не понимал — что в нем особенного? Все как с ума посходили! Только и слышишь — апельсиновый сок, апельсиновый сок! Нет в нем апельсинов! В апельсиновом соке апельсинов нет. Что есть? Неизвестно — химия. Компот — совсем другая история. Компот как-то ближе, патриотичней и вообще. В пионерском лагере никакого апельсинного сока не было и быть не могло. А компот был — огромный чан. Пей — не хочу. От запоров на сухофруктах первое средство. Пей и никакие запоры тебе не страшны.
Тяжелый выдался день. Каждую минуту думаешь, анализируешь — как бы чего не вышло! Веревкин — всего лишь исполнитель. Ответственный, опытный, но исполнитель. Ему сказали, он сделал. Поток, говорит, сознания. Какой может быть поток у старика? За час одна мысль — еще хорошо. А здесь поток мыслей — значит, чужие они, а если так — чьи?
А что, если это обыкновенный старческий бред? Григорий Петрович даже как-то вспотел — бросило в испарину. И все, что фиксируется, не имеет отношения к потоку сознания? Проще говоря — выдумки или фантазии! А они стараются — записывают каждый вздох старика. Однако вакцину правды не обманешь. Еще никому не удалось обмануть. Научный центр мозговой медицины подобного случая не зафиксировал. Говорили, что Веревкин в качестве эксперимента вдул себе пару кубиков вакцины — решил проверить, как действует препарат. А что — похоже на Веревкина! Он как раз такой — в интересах дела готов под танк броситься. Прежде по старинке трудился без синего сатинового халата. Халат ему потом ребята принесли — сбегали в мастерскую, где обувь ремонтировали.
Веревкин руки в карманы запустил — вылитый профессор! И цвет немаркий — для глаза успокаивающий. Восемь рублей, если новый, а если не новый, так вообще — бери и уходи. У Веревкина дома на всякий случай новый в шкафу. Если срочность или командировка, взял и поехал.