— Влезайте.
— А теперь, — сказал полицейский, повернувшись к незнакомцу, — ваша фамилия?
— Хогпит.
Мистер К. отпрянул от машины. Он заверещал, как придушенный:
— Только не это такси. Я не поеду на этой машине.
— Повторяю, меня зовут Хогпит.
Опять раздался хохот. Мистер К. взмахнул руками, пытаясь отскочить на тротуар.
— Господи, — сказал полицейский, — опять вы!
— Там в такси человек... — сказал мистер К.
Д. вылез и сказал:
— Все в порядке, сержант. Это мой приятель. Он крепко выпил, и я потерял его в толпе у Карпентерс-Армс.
Он взял К. под руку и решительно направился к такси. Мистер К. крикнул:
— Он убьет меня! — и попытался уцепиться ногой за тротуар.
— Не поможете ли вы мне, сержант, — сказал Д. — Я постараюсь доставить его домой.
— С удовольствием, сэр. Буду только рад от него отделаться. — Он нагнулся, поднял мистера К., как ребенка, и уложил на пол такси. Мистер К. слабо вскрикнул:
— Я же говорю вам... он меня преследует...
Человек по фамилии Хогпит сказал:
— Какое вы имеете право делать это? Вы слышали, что он говорит? Откуда вы знаете, а вдруг это действительно так?
Полицейский захлопнул дверцу машины и обернулся. Он разозлился не на шутку:
— Потому что у меня есть голова на плечах... А теперь скажите: прекратите вы наконец или нет?
Такси тронулось. Толпа людей, размахивающих руками, поплыла назад. Д. сказал:
— И вам не стыдно быть посмешищем уличной толпы?
— Я разобью окно и закричу, — сказал мистер К.
— Если дело дойдет до этого, — Д. заговорил тихо, точно хотел сообщить что-то по секрету, — я буду стрелять.
— Вы не решитесь на это. Ведь вы не успеете скрыться.
— Так говорят в романах. В наши дни все выглядит по-другому. Идет война. Вряд ли кто-нибудь из нас сумеет, как вы выражаетесь, «скрыться».
— Что вы собираетесь делать?
— Просто хочу побеседовать с вами. Мы едем домой.
— В каком смысле — домой?
Д. промолчал. Машина медленно ехала через парк. У Мраморной арки, как всегда, витийствовали несколько уличных ораторов; было холодно, и они подняли воротники пальто. Хозяева стоящих вдоль дороги автомобилей высматривали подходящих девочек, на перекрестках толкались проститутки. Здесь же, косясь одним глазом в кусты, — единственное пристанище бесприютной любви, — прогуливались аферисты, вымогающие деньги у влюбленных парочек. Все это входило в понятие «мирный вечер». Афиша на газетном киоске гласила: «Сенсация: трагедия в Блумсбери».
II
Мистер К. имел вид обреченного. Не говоря ни слова, он вышел из такси и сошел по ступенькам в подвал. Д. зажег свет. Нагнувшись за спичкой у газовой плиты, он подумал, а сможет ли он убить человека. Да, мисс Глоувер, кем бы вы ни были, вам не повезло.
От любого обжитого дома веет непотревоженным покоем, но когда взрывная волна сносит переднюю стену дома и в проломе показывается кровать, стулья, ночной горшок — это похоже на изнасилование. Вторжение в чужой дом — всегда насилие. Но приходится поступать так же, как поступают твои враги. С неожиданной злостью он повернулся к К.
Мистер К. пятясь подошел к дивану и сел. Над его головой была полочка с несколькими тощими книжками — жалкая библиотека набожной женщины. Он сказал:
— Клянусь, меня там не было.
— Но вы не отрицаете, что вы и она намеревались завладеть моими бумагами, так?
— Вас отстранили от задания.
— Это я уже слышал.
Он вплотную подошел к мистеру К. Можно было одним ударом свернуть ему челюсть и разрядить накопившийся гнев. Совсем недавно ему преподали неплохой урок бокса. Но он не мог этого сделать. Если бы он хотя бы просто коснулся К., тот уже не был бы ему посторонним. От этой мысли Д. стало так противно, что он даже скривился от отвращения. Затем он сказал:
— Единственный ваш шанс выбраться отсюда живым — это быть откровенным. Они купили вас обоих, так?
Очки мистера К. упали на диван, и он начал шарить по вышитому покрывалу. Потом залепетал:
— А как мы могли знать, что вы сами не подкуплены?
— Это вы-то не могли узнать?
— Ведь вам не доверяли... Иначе зачем они обратились к нам?
Он слушал, сжимая в кармане пистолет. Когда ты и судья, и присяжный, и даже прокурор, нужно дать человеку высказаться — нужно сохранять объективность, даже если земной шар сошел с орбиты.
— Продолжайте.
Мистер К. приободрился, глянул на Д. своими поросячьими глазками — и скривил рот, пытаясь улыбнуться.
— К тому же вы и сами вели себя довольно странно, так? Откуда нам было известно, что вы уже не продались?
— Справедливо.
— Каждому приходится заботиться о себе. Если бы вы совершили сделку первым, мы бы не получили ничего.
Где предел человеческому падению? Мистера К. куда легче было терпеть, когда он дрожал от страха. Теперь к нему возвращалась храбрость. Он даже философствовал.
— Плохо оказаться за бортом. В конце концов, наша война проиграна...
— Безнадежно?
— Почитайте сегодняшние газеты. Мы разбиты.
— Интересно, сколько вы получили?
Мистер К. нашел очки и уселся удобнее. В нем почти не осталось страха. Лицо его выражало какую-то победоносную хитрость. Он не скрывал удовлетворения:
— Я так и думал, что вы благоразумный человек.
— Рассказывайте все.
— Если вы хотите получить свою долю, — пояснил мистер К., — это у вас не выйдет. Даже если бы я захотел...
— Вы ведь не настолько глупы, чтобы предавать в кредит?
— Зато они слишком умны, чтобы предлагать деньги такому человеку, как я.
Д. был сбит с толку. Он сказал, не веря:
— Вы хотите сказать — вы ничего за это не получили?
— Я получил пока что письменное обязательство, подписанное Л.
— Никогда не думал, что вы так непрактичны. Если вам достаточно обещаний, вы могли их получить от нас в таком же количестве.
— Это не обещания. Это приказ о моем назначении, подписанный ректором. Ведь Л. теперь ректор. Это произошло уже после вашего отъезда.
Голос К. звучал уже совершенно непринужденно.
— Ректор чего?
— Университета, разумеется. А я назначен профессором. Мне дали факультет, и я могу снова вернуться домой.
Д. не удержался от смеха, но в смехе звучало отвращение. Вот она, цивилизация победителей, наука будущего... Он прикинул вслух:
— Стало быть, если я убью вас, то на моей совести будет уже профессор К....
Ему представилось на миг отвратительное сборище поэтов, музыкантов, ученых, художников — все в очках со стальной оправой на покрасневших глазках: предатели с куриными мозгами лакеев, остатки старой поношенной цивилизации, преподающие молодежи полезные уроки соглашательства и покорности. Он вытащил пистолет и сказал:
— Интересно, кого они назначат на ваше место. — Но он знал, что у них найдется тысяча таких же.
— Не играйте с оружием. Это опасно.
Д. сказал:
— Если бы вы сейчас были на родине, вас бы судил и расстрелял военный трибунал. Почему же вы здесь надеетесь избежать этого?
— Вы шутите. — Мистер К. силился улыбнуться.
Д. вынул обойму: в ней было два патрона. В ужасе мистер К. затараторил:
— Вы же обещали, что, если я не повинен в смерти девочки, вы сохраните мне жизнь.
— Ну и что? — Он снова вставил обойму.
— Я не убивал ее. Я только позвонил Мари...
— Мари? А, да, управляющая гостиницей. Продолжайте.
— Мне так велел Л. Он позвонил из посольства и сказал: «Просто передайте ей — сделать все, что возможно».
— И вы не догадывались, что он имел в виду?
— Не совсем. Как я мог догадаться? Я лишь знал, что у нее был какой-то план... сделать так, чтобы вас выслали. Она и не собиралась доводить дело до убийства. Только когда полиция прочла дневник... все пошло как по маслу. Она писала, что вы обещали ее забрать.
— Ах, вы и это знаете.
— Мари рассказала мне... потом. Для нее все это было прямо находкой. Она собиралась инсценировать ограбление. К тому же девчонка, вы понимаете, была довольно наглой. Мари думала лишь припугнуть ее, но затем вышла из себя. Вы же знаете, у нее ужасный характер, она не умеет сдерживаться. Совершенно не умеет. — Он снова попытался изобразить улыбку, чтобы посмотреть, как прореагирует Д. — Всего лишь одна девчонка, — трещал К., — одна из тысяч. На родине они погибают ежедневно. Война! — Что-то в выражении лица Д. заставило его чересчур поспешно добавить: — Так говорила Мари.