— Пусть Джо Бейтс скажет!
В толпе подхватили: «Джо Бейтс, давай!»
Д. поддержал:
— Дело за вами, — и повернулся к молодому профсоюзному лидеру.
Человек в гетрах крикнул ему в спину:
— Я уж постараюсь, чтобы вы получили полгода.
— Постарайтесь, — сказал Д.
Бейтс нехотя подошел к окну. Он манерно вскинул голову, отбрасывая со лба непокорную прядь, и Д. подумал, что это движение, взятое напрокат у профсоюзных лидеров, наверное, единственное проявление его непокорности. Бейтс сказал:
— Друзья! Обвинение, которое мы услышали, очень серьезное.
Неужели он все-таки не побоится сказать правду?
— Благотворительность начинается дома, — взвизгнула какая-то женщина.
— Я думаю, — сказал Бейтс, — лучшее, что мы можем сделать, — это потребовать от уполномоченного лорда Бендича решительного заверения в том, что уголь идет в Голландию, и только в Голландию.
— Что толку в заверениях? — вставил Д.
— Если он даст их нам, мы можем завтра с чистой совестью спускаться в шахту.
Маленький человечек в гетрах бросился вперед. Он заорал:
— Правильно! Мистер Бейтс говорит дело. И я заверяю вас от имени лорда Бендича... — Конец фразы потонул в радостном гуле толпы.
В тот момент, когда гул за окном стих, Д. оказался рядом с Л. Л. сказал:
— Знаете ли, вам следовало бы вовремя принять мое предложение. А теперь я вам не завидую... Мистера К. нашли.
— Мистера К.?
— Женщина по фамилии Глоувер вчера вечером возвратилась домой. Она сказала полиции, что ее мучили предчувствия. Все это уже попало в утренние газеты.
Уполномоченный снова кричал в окно:
— Что касается этого человека, то его ищет полиция. Он обвиняется в подлоге и краже...
Л. сказал:
— Они ищут человека, которого ее сосед по имени Фортескью видел у нее в квартире вместе с молодой женщиной. Щека у него была заклеена пластырем, но полиция предполагает, что пластырь прикрывает шрам.
Бейтс сказал:
— Пропустите полицию.
— Вы бы лучше смылись, а? — посочувствовал Л.
— У меня остался один патрон.
— И кому он предназначен: мне или вам?
— Хотелось бы мне знать, — сказал Д., — как далеко вы зайдете. — Он хотел, чтобы его вынудили стрелять, хотел точно знать, что именно Л. приказал убить девочку... Ему нужно было возненавидеть Л., чтобы убить его. Правда, Л. и эта девочка существовали как бы в двух разных мирах, и трудно было поверить, что он отдал приказ... Тот, кто убивает, и тот, кого убивают, всегда чем-то связаны. Разумеется, за исключением тех случаев, когда убивают безлично — из дальнобойного орудия или бомбой, сброшенной с самолета.
— Констебль, сюда, быстрее! — кричал в окно уполномоченный лорда Бендича. У такого рода людей существует твердое убеждение, что один полицейский может справиться с кем угодно, даже с вооруженным преступником.
Л. сказал:
— Между прочим, не все потеряно... можно вернуться назад...
Он уверен, абсолютно уверен в себе. Весь его образ жизни угадывался за этой невозмутимостью: длинные коридоры особняков и подстриженные сады, дорогие книги и картинная галерея, резной письменный стол и старые, обожающие его слуги... Но можно ли вернуться назад, если неотступные призраки пережитого ничего не дадут забыть. Д., колеблясь, нащупал в кармане пистолет. Л. сказал:
— Я знаю, о чем вы думаете. Но эта женщина сумасшедшая, совершенно сумасшедшая.
Д. сказал:
— Благодарю вас. В таком случае...
Ему внезапно стало легче, как будто известие, что управляющая гостиницей — сумасшедшая, сделало более нормальным этот мир. Он бросился к двери.
Уполномоченный лорда Бендича отвернулся от окна и заорал:
— Задержите его!
— Пусть бежит, — успокоил Л. — Там же полиция...
Д. сбежал по лестнице. Констебль, пожилой уже человек, в это время входил в вестибюль. Он спросил Д.:
— Сэр, вы не видели...
— Там, наверху...
Он побежал через двор. Уполномоченный вопил, свесившись из окна:
— Вон он! Держите его!
Сзади раздались крики и глухой стук: констебль споткнулся и упал. Внезапно Д. услышал голос: «Сюда, дружище», — и машинально повернул к уборной во дворе. Все произошло мгновенно. Кто-то сказал: «Подсади его», — и он понял, что падает через забор. Он тяжело плюхнулся на землю около мусорного ящика и снова услышал шепот: «Тихо». Он оказался в каком-то садике, перед ним был крохотный газончик с редкой травой и узенькая, посыпанная шлаком тропинка. Около тропинки лежал кусок кирпича, на который кто-то водрузил половинку кокосового ореха. Видимо, это была кормушка для птиц. Он спросил:
— Что вы затеяли? И зачем вам это нужно?
Садик показался ему знакомым — ну да, точно такой у миссис Беннет. Она, конечно, тут же позовет полицию. Он хотел объяснить им, что происходит, но никого уже не было. Он был один, его просто перебросили через забор, как мешок с опилками. На улице слышались крики. Он опустился на колени, бессильный, как огородное пугало. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Ему было мерзко; в нем закипала злость. Его снова пытаются загнать в угол. Зачем? Все равно ему конец. Теперь он мог обрести спокойствие разве что в тюремной камере. Он сделал все, что мог. Д. наклонил голову, чтобы прошло головокружение. Он вспомнил, что давно ничего не ел. В последний раз он съел пирожное на вечере энтернационо.
И снова совсем рядом послышался чей-то торопливый шепот:
— Вставайте.
Он поднял голову и увидел трех парней.
— Кто вы?
Они, ухмыляясь, смотрели на него. Старшему едва ли было двадцать. Еще детские, округлые и уже диковатые черты лица. Старший парень ответил:
— Не имеет значения. Пошли в сарай.
Он безропотно последовал за ними. В темной конуре для четверых едва хватило места. Они расположились на кучах угля и обломках старых ящиков, приготовленных для растопки. Сквозь дыры в стене пробивался слабый свет. Он сказал:
— Для чего все это? Миссис Беннет...
— В воскресенье старуха за углем не пойдет. Она человек точный.
— А сам Беннет?
— Он уже наклюкался.
— Кто-нибудь все-таки мог нас заметить?
— Не-е. Мы следили.
— Будут искать по домам.
— Без ордера они не могут. А судья в Вулхэмптоне.
Он сдался и устало сказал:
— Наверное, я должен вас поблагодарить.
— Плевать, — сказал старший из трех, — у вас ведь есть пистолет?
— Да.
Парень сказал:
— Ваш пистолет нужен организации.
— Пистолет? Зачем? И что это за организация?
— Организация — это мы.
Они уставились на него. Он уклончиво сказал:
— Что случилось с полицейским? Почему он упал?
— Наши ребята взяли это на себя. — Младший задумчиво погладил себя по ноге.
— Чистая работа.
— Видите ли, у нас тут организация, — сказал старший.
— И нас десятки.
— Этому вот, Джо, разок всыпали как следует. Выпороли.
— Понятно.
— Шесть розг мне вмазали.
— Это было до того, как мы создали нашу организацию.
Старший повторил:
— Теперь нам нужен ваш пистолет. Вам он больше не понадобится. О вас мы позаботимся.
— Позаботитесь?
— Мы все устроили. Вы останетесь здесь, а когда стемнеет и пробьет семь, пойдете вверх по Пит-стрит. В это время все пьют чай или сидят в церкви. Сразу за церковью будет аллея. Там придется подождать автобуса. Крикки проследит, чтобы все было в порядке.
— А кто это — Крикки?
— Один парень из наших. Он кондуктор. Он позаботится, чтоб вы благополучно добрались до Вулхэмптона.
— Действительно, вы все продумали. Но зачем вам пистолет?
Старший из парней наклонился к нему. У него была бледная, без кровинки, кожа и глаза пустые и безжизненные, как у пони, которые катают вагонетки в шахтах и никогда не видят дневного света. В нем не было той одержимости, той буйной энергии, которая обычно свойственна анархистам. Похоже, что вся его анархия заключалась в отсутствии сдерживающих центров.
— Мы слышали, что вы там говорили. Вы не хотите, чтобы шахта работала. Это можно сделать. Нам все равно.