Ощущение покоя настолько охватило Анастасию, что она, не задумываясь ни о чем, отправила в Бахчи-сарай отряд телохранителей-сайменов. С ними она передала новое послание Его Светлости, в котором писала о своей глубокой признательности и сообщала, что на днях сядет на русский корабль. Анастасия закончила письмо французской вежливой почтовой фразой: «Тout a vouse» [62], — зная, что хану известен ее перевод.
Стук в дверь прервал ее размышления. В комнату вошла Глафира с подносом в руках. Вместо обычного завтрака на нем одиноко стояла кружка травяного настоя. Сегодня предполагалась грандиозная «чистка перышек». Анастасия решила проводить разгрузочный день с поеданием яблок, делать массаж, питательные маски для лица и тела, маникюр, стрижку волос, а под вечер даже пойти в парную, которую обещали растопить здешние монахи. Она хотела вернуться в Россию настоящей победительницей, совершившей вояж в экзотическую страну без малейшего ущерба, во всяком случае — для своей внешности.
Горничная подала кружку, и она медленными глотками выпила настой, довольно-таки горький. Затем Глафира помогла Анастасии надеть просторный шелковый халат и принялась расчесывать ей волосы. Она рассказывала барыне, как готовила смесь, которую они между собой называли «бабушкиной»: шесть желтков, столовая ложка меда, несколько капель оливкового масла, тщательно растертые вместе. Эта питательная маска всегда благотворно действовала ей на кожу, смягчая и освежая ее.
Анастасия слушала Глафиру и внимательно рассматривала в зеркале свое лицо. Она выискивала на нем всевозможные изъяны, чаще воображаемые, чем действительные. Горничная тем временем перешла к другой теме:
— Мужики-то наши — кто где. Рады-радешеньки, что из Бахчи-сарая живыми вырвались. Гуляют себе теперича…
— Где это они гуляют? — удивилась Анастасия.
— Не волнуйтесь. Тута все, неподалечку.
— Кто им разрешил?
— Да князь же. Сам с Чернозубом на скалу в крепость полез. Говорит, очень ему интересно… Кирасиры — с монахами на молебне. Свечки хотят поставить за спасение души и тела. Церковь хоть армянская, но Бог у нас один… Досифей с Николаем — на рыбалке. С греком этим Петросом дружбу свели, вот он и взял их с утра пораньше на свою фелюгу…
— А вдруг начнется шторм?
— Помилуйте, матушка барыня! Ясный день на дворе. Ни ветерка, ни облачка.
— Верно. Погода отменная… — Анастасия перевела взгляд от зеркала к окну, откуда в келью падал столб света.
Глафира, закончив работу, сколола волосы Анастасии полукруглым черепаховым гребнем. Затем сунула руку в карман фартука за шпильками, но вместо них достала узкий конверт.
— Ну и память! — воскликнула она в досаде. — Это ж еще вчера привезли, а я в фартук положила… Извольте взглянуть, матушка Анастасия Петровна. Кажись, опять вам оттуда пишут.
Анастасия перевернула конверт. Его скрепляли две печати с ханским знаком «темге», похожим на русскую прописную букву «m». Она сломала сургуч. На плотном шероховатом листе снизу виднелась подпись: «Leilа». Письмо третьей жены было коротким. Она сообщала, что сегодня едет в деревню Джамчи, где по дороге из Инкермана в Балаклаву они могли бы увидеться, наверное, в последний раз. Кроме того, у нее есть маленький подарок для русской путешественницы.
Анастасия снова пробежала глазами три черные строчки. Лейла написала слово «последний» более крупными буквами, почти раздельно, с сильным нажимом. Все, что говорило об исходе и сулило конец ее завоеваниям, свершенным в этой жизни благодаря собственному упорству и трудолюбию, вызывало в душе Анастасии дикий неосознанный протест. Она желала бы жить вечно, любить вечно, дружить вечно…
Запахнув халат, она подошла к окну и выглянула на монастырский двор. Идиллически мирная картина предстала перед ней: длинные тени от тисовых деревьев, куры в вольере, открытая дверь на кухню, поваренок, натирающий песком бок здоровенной кастрюли. Анастасия вернулась на середину комнаты и разложила па столе карту, полученную от Турчанинова. Деревня Джамчи находилась в девяти верстах от Инкермана. Ехать надо было на восток, вверх по течению реки Черной и за кипарисовой рощей свернуть в горы.
— Уже бегу! — кричала ей из коридора Глафира, таща в одной руке кувшин с теплой водой, в другой — таз и через плечо — кипу полотенец.
— Не спеши, — ответила Анастасия. — Маску будем делать позже. Сейчас я уезжаю.