— Как уезжаете? — опешила горничная.
— Уезжаю в деревню Джамчи.
— Что вы придумали, матушка барыня?! Зачем она вам нужна, эта деревня… Да еще без охраны!
— Достань мой кирасирский кафтан, сапоги, треуголку. Меня никто не узнает.
— А лошадь?
— Алмаза заседлаю сама…
Верный конь встретил ее веселым ржанием. Уздечка и седло в руках хозяйки говорили ему, что предстоит верховая прогулка. Между тем, давненько Анастасия на нем не ездила. А это было по нраву арабскому жеребцу — вырваться из конюшни в чистое поле, скакать там во весь опор, ловя горячими ноздрями ветер, прыгать без устали через изгороди и канавы, а потом, подчинившись легкой, но твердой руке своей наездницы, вернуться домой, к сытной кормежке.
Когда Анастасия вывела оседланного Алмаза во двор, от нетерпения жеребец стал приплясывать на месте, не давая ей вставить ногу в стремя. Наконец она прикрикнула на него и резко натянула повод.
Тогда он покорился. Усевшись в седло, Анастасия дала знак привратнику. Тот не спеша пошел открывать ворота. Увидев перед собой дорогу, Алмаз сначала встал «на свечу», после чего резво прыгнул вперед. Анастасия с трудом удержалась. Глафира, из окна наблюдавшая за ними, вздохнула:
— Ох, не к добру все это…
Первые две версты Алмаз проскакал, как сумасшедший. Анастасия, знавшая буйный норов своего четвероногого друга, в том ему не препятствовала. Дорога, подобно стреле, пролегала по долине, не имея ни поворотов, ни спусков, ни подъемов. Это позволило жеребцу двигаться четким галопом и долго сохранять ровное дыхание. Анастасии же оставалось крепко упираться ногами в стремена и сидеть в седле сколь возможно глубоко, с прямой спиной и слегка отведенными назад плечами. Через туго натянутый повод она поддерживала контакт со ртом лошади и иногда проверяла его, немного укорачивая или отпуская ременные поводья. Алмаз отмахивался, зло кося на нее лиловым глазом. Он словно говорил хозяйке: «Не мешай! Видишь, я иду галопом и тебя слушаюсь…»
На третьей версте Анастасия перевела скакуна в рысь, а затем в шаг. Следовало дать Алмазу отдых. Жеребец, считая программу обычной прогулки выполненной, стал оглядываться и несколько раз пытался самостоятельно повернуть назад. Но при помощи хлыста она объяснила ему всю ошибочность этих его намерений и повела дальше. По расчетам Анастасии, от кипарисовой рощи ее теперь отделяло версты три, не более. Местный житель, управлявший арбой с парой волов, которого она легко обогнала, подтвердил правильность маршрута.
Караван-сарай, хоть и отстоял от дороги саженей на сто, был хорошо виден издалека благодаря высоким стенам, сложенным из инкерманского камня, и двускатной красно-черепичной крыше. Ничто не могло ее насторожить в этом типичной для Крыма строении, и Анастасия повернула Алмаза на аллею, ведущую к распахнутым воротам. Знакомую ей карету с резными решетками на окнах, в которой разъезжали жены крымского хана, она заметила сразу. Младший евнух Али стоял около нее, а чуть дальше — четыре саймена, обычно составлявшие охрану Лейлы в ее путешествиях по полуострову.
Само собой разумеется, Али не узнал Анастасию в ее кирасирском одеянии и верхом на лошади. Видя, что она направляется прямо к карете, он заступил ей дорогу и грубо крикнул:
— Эшек, огълу къатыр! Кельми даа мында… Олмай!
— Селям алейкум, Али! — Анастасия остановила Алмаза в двух шагах от евнуха и сняла треуголку. — Сиз мени беклейсынъизми?
Слуга в страшном замешательстве уставился на этого наглого, как он думал, русского офицера. Правда, через минуту лицо его несколько прояснилось. Он с запинкой произнес:
— Бу… Бу Анастасия ханым?.. Ич умют этерсинъми… Буирынъыз, келиньиз… [63]
Анастасия спрыгнула на землю и отдала Али повод своего скакуна. Все так же держа треуголку под мышкой, она шагнула к карете и отворила дверцу. Лейла сидела там, закутавшись в коричневый дорожный плащ и надвинув на лоб красную, расшитую жемчугом феску. Она в отличие от слуги узнала Анастасию сразу и обожгла ее злым взглядом своих черных, как ночь, глаз.
— Bonjour, votre clairemesse! — Анастасия, как положено кирасиру, склонилась перед ней.
— Bonjour! — бросила третья жена.
— Avez-vous ecrit lettre a moi? Je suis arrive…
— Bon. Allons [64].
С этими словами Лейла поставила ногу на ступеньку, чтобы покинуть экипаж. Анастасия, продолжая разыгрывать мужскую роль, подала ей руку и помогла сойти. После этого юная турчанка, к удивлению Анастасии, не отпустила ее, а, по-прежнему держа за руку, повлекла за собой. Они прошли через весь двор к конюшне. Лейла толкнула дверь. Перед ними находился длинный коридор безо всякого освещения. В полутьме Анастасия с трудом разглядела мужские фигуры. Вдруг раздался голос, который она когда-то уже слышала: