— Очи всех на Тя, Господи Иисусе, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеиши всякое животное благоволения… Аминь!
Перекрестившись, дружно взялись за ложки. Обед проходил в полном молчании. Слуги знали, что, если барыня почтила их трапезу своим присутствием, значит, на то есть важный повод. Они ждали ее слов. После первого блюда, когда женщины собрали грязные тарелки и, открыв загнетку в печи, достали горшок с кашей и сковороду с биточками, политыми соусом, Анастасия заговорила:
— Ныне нахожу я нужным и полезным для себя совершить путешествие. Ехать хочу в Крым…
При этих словах что-то вроде общего вздоха вырвалось у сидящих за столом. Они переглянулись, но никаких вопросов ей не задали.
— Вы знаете, — продолжала Анастасия, — что Крым есть государство мусульманское, нам по вере враждебное. Оттого путешествие может быть опасным. Но вас неволить я не хочу. Кто боится, пусть возвращается в Аржановку. Подумайте. Завтра дадите мне ответ…
Анастасия не сомневалась, что Глафира уже рассказала всем о ее намерениях. Но болтовня горничной — одно, официальное заявление госпожи — совсем другое. Только после этого ее вышколенная прислуга могла обращаться к ней с прошениями.
Речь барыни возымела сильное действие. К биточкам никто не притронулся. Опустив головы, все сидели и молчали, как будто ждали какого-то сигнала. Анастасия подумала, что уже не в первый раз они проявляют к ней привязанность более глубокую, чем можно ожидать от крепостных, полностью зависимых от нее людей. Она разломила биток ложкой на две части и посмотрела на них.
— Отчего не едите, слуги мои верные?
— Матушка наша барыня Анастасия Петровна, — поднялся с места Досифей, самый старший среди них по возрасту. — Не обессудьте, коли не так скажу. Но ежели вы чего решили сделать, то нам от вас отставать нельзя. Куда иголочка, туда и ниточка…
Мастерская Александра Попандопулоса располагалась недалеко от магазина его дяди, на той же центральной улице. Заведение было фешенебельное и совсем новое. Зеркальные двери вели с улицы в прихожую с коврами на полу. Большую примерочную украшали две картины, драпировка и зеркала. С помощью ширм, расшитых в китайском стиле, можно было выгородить в ней любое пространство.
Анастасия приехала туда еще засветло, чтобы при естественном освещении рассмотреть изделие херсонских мастеров. Александр Попандопулос сам проводил знатную заказчицу в примерочную, вызвал двух портных: мастера-закройщика и его подмастерья. Сначала они принесли корсаж. В прошлый раз он был только сметан по ее фигуре, а теперь полностью готов. Парчу поставили на подкладку из двух слоев жесткого холста с простроченными в ней специальными продольными «карманами», куда вложили узкие полоски тростника.
Ширмы подвинули к зеркалу. Там Анастасия сняла платье и осталась в нижней рубашке из батиста. Портные надели на нее корсаж и стали шнуровать его на спине снизу вверх, туго затягивая.
Корсаж плотно облегал корпус. Анастасия выдохнула, втянула живот и посмотрела на себя в зеркало. Вроде бы одежда сидела неплохо. Но тут ее внимание привлек мысок корсажа, спускающийся чуть ниже пупка. Он лежал не абсолютно прямо, а заламывался на талии.
Это был серьезный недостаток, и она указала на него портным. Однако они вместо того, чтобы сразу признать свою ошибку, стали уверять заказчицу, будто бы мысок скроен и сшит правильно и лишь отглажен плохо. Дело усугублялось тем, что оба они были греки и по-русски объяснялись с трудом. Вскоре в примерочную вошел хозяин, привлеченный слишком громким разговором. Но его появление ситуации не улучшило. Спор продолжался.
— Тлафстфуйте, Анастасия Петровна! — вдруг раздался веселый голос.
Анастасия, имея весьма пикантный вид в рубашке, корсаже, но без юбки, выглянула из-за ширмы. Посреди комнаты стоял Микас Попандопулос в своем кафтане, расшитом позументами, и мило ей улыбался. Способность этого человека появляться внезапно и при том в самый неподходящий момент сейчас просто взбесила ее.
— Опять вы здесь! И, конечно, опять «софелшенно случайно»… — передразнила его Анастасия. — Извольте немедленно выйти вон!
— Я фижу, что какие-то тлутности есть у моего племянника, — cказал коммерсант, не двигаясь с места. — Исполнение сакаса такой фажной пелсоны неплостая фещь…
Греки обрадовались его появлению чрезвычайно. Выскочив из-за ширмы, они начали говорить наперебой и бурно жестикулировать. Анастасия мрачно наблюдала за ними.