Наблюдая мирные картины, Аржанова и начальник ее охраны секунд-ротмистр князь Мещерский несколько расслабились. Между тем за селениями Бараколь, Кашка-Чокрак и Ак-Мелез сады и плодоносные горные долины постепенно переходили в степь, ровную, безлесую, сухую. Дорога вела к Кафе, которую мятежники сделала своей столицей. Жители всех окрестных деревень поддерживали их.
В тот момент Аржанова, проехав три часа верхом на своем жеребце арабской породы по кличке Алмаз впереди обоза, забралась в арбу, что двигалась посередине. Она сняла фетровый колпак с чалмой, наплечную портупею с саблей, кафтан и улеглась на подушки. Горничная Глафира подала барыне пшеничную лепешку пита и кружку с ключевой водой. Досифей, муж Глафиры, правил парой лошадей, запряженных в арбу. Николай, девятнадцатилетний сын горничной, чистил барские дорожные пистолеты итальянской фирмы «Маззагатти», имевшие названия по особевностям декора: «Тузик» — с собачьей головой и «Мурзик» — с кошачьей головой. Вдруг князь Мещерский резко отодвинул кожаный полог.
— Татары! — крикнул он и указал на плоское пространство, расстилающееся справа от дороги.
Конный отряд мусульман приближался к каравану рысью. Разнообразно одетые аборигены вооружение имели столь же разнообразное: несколько сабель, пики, топоры, длинные дубины. Но нападавших было в три раза больше, чем русских. Купеческий обоз представлялся им легкой добычей, ниспосланной Аллахом.
— Можно только отстреливаться, — сказала Аржанова Мещерскому и широко перекрестилась. — Жизнь наша в руце Божьей! Спаси и помилуй, Господи…
На подготовку к бою оставалось у них минут семь, не более. Кирасиры успели занять места в арбах с прорезями на боках и взять в руки оружие. Досифей, натянув вожжи, поставил повозку как раз на поворот, всем правым бортом к нападающим. Так она очутилась на направлении главного удара, потому что в толпе конников выделился вожак. Он скакал прямо к ней и нагайкой указывал другим, как брать караван в «клещи».
Николай уже прижал к плечу приклад своего знаменитого егерского унтер-офицерского штуцера ручной сборки Тульского завода. Анастасия сказала ему про вожака: «Он — твой». Она знала о великом таланте Николая и надеялась, что сейчас этот талант проявится в полной мере. Стрельбе молодой слуга обучился всего год назад, но стрелял поистине превосходно. А при столкновениях с вольными сынами степей, как давно заметили русские, важно сразу уничтожить их командира и ближайших его помощников. После чего восточных воинов обычно охватывает паника.
Изготовившись к залпу, они приникли к бойницам. Флора навела карабин на толстого татарина, что скакал рядом с вожаком, и считала метры земли под копытами неприятельских лошадей. Подпустить их требовалось шагов на сорок. Но чего стоило неподвижно наблюдать приближение дико орущей конной толпы! Аржанова краем глаза все-таки следила за Николаем. Очень спокоен, сосредоточен, отрешен от окружающего мира был молодой стрелок. «Нет, он не промахнется!» — уверенно подумала она. Затем по ее команде он медленно опустил палец на спусковой крючок.
Вожак в темно-лиловом кафтане и феске свалился на землю недалеко от арбы. Красный цветок смерти расцвел на его груди внезапно, и это остановило тех, кто отставал от него в скачке то ли случайно, то ли намеренно. После дружного залпа мусульмане повернули лошадей и помчались прочь от проклятого места. Но двенадцать человек остались лежать у дороги, напоминая своим соплеменникам о том, что Божья кара за разбой существует.
Русские оставались на месте скоротечной схватки довольно долго. Они ловили лишившихся седоков татарских коней, неказистых, коротконогих, совершенно ошалевших от выстрелов. Они осматривали тела павших и искали среди них раненых, чтобы расспросить их о причине атаки и кто в ней участвовал. Чернобородый поселянин, получивший пулю в бок, объяснил неверным нехитрую диспозицию.
Почти все нападавшие — из села Ак-Мелез. Отряд там собрал абазинец Кутлуг-ага с тремя помощниками, присланный Бахадыр-Гиреем в июле. Оружия они никому не давали, но деньги платили, хотя немного, по шесть акче в день каждому. Кроме того, воинам Аллаха и борцам за веру разрешалось грабить купцов и путешественников, проезжающих здесь без охраны.
За «купеческим» караваном они следили от деревни Тамгаджи и ничего подозрительного не обнаружили. Они посчитали, будто в крытых арбах находится товар — сукно, кожа, ковры. Зачем русские посадили туда людей с ружьями? Разве это честно? Ведь они — не разбойники, они — мирные земледельцы. Просто светлейший хан Бахадыр-Гирей разрешил им во имя близкой победы над кяфирами[10] вершить правосудие на дорогах…