Лукреция мягко накрыла ладонью чашку, и следующую ложку сахара Паола просыпала ей на руку.
— Иногда помощь не помешает.
— Я не могу, мама. Прости.
— Все в порядке, голубка. Все в порядке. Хочешь еще галет? Ты, конечно, не ужинала. — Лукреция мудро сменила тему.
— Нет, мама, этих более чем достаточно. У меня и так задница размером с римский стадион.
— Девочка моя, у тебя чудесная попка.
— Ну да, поэтому у меня до сих пор никого нет.
— Нет, детка. У тебя до сих пор никого нет, потому что у тебя ужасный характер. Ты красива, следишь за собой, ходишь в гимнастический зал… Рано или поздно ты встретишь мужчину, которого не испугают твои крики и недовольные гримасы.
— Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится, мама.
— А почему нет? Судя по тому, что ты рассказывала о своем шефе, он очень интересный мужчина.
— Он женат, мама. И годится мне в отцы.
— Вечно ты преувеличиваешь. Приведи его ко мне, увидишь, он не будет долго упираться. И к тому же в наше время совершенно не важно, женат мужчина или нет.
«Если бы ты знала», — подумала Паола.
— Ты так считаешь, мама?
— Уверена. Madonna, какие же у него красивые руки! С ним я исполняла танец живота…
— Мама! Ты вгоняешь меня в краску!
— Десять лет назад умер твой отец, дочка. И с тех пор дня не проходило, чтобы я не вспоминала о нем. Но я не собираюсь заживо хоронить себя вместе с мужем, как черные сицилианские вдовы. Давай доедай печенье, и пойдем спать.
Паола обмакнула в молоко еще одно печенье, подсчитывая в уме калории и чувствуя себя ужасно виноватой. К счастью, чувство вины быстро улетучилось.
Из переписки между кардиналом Фрэнсисом Шоу и миссис Эдвиной Блум
Мадам,
в ответ на ваше письмо от 17.02.1999 позвольте выразить вам […], а также сожалею и сочувствую горю, вашему и вашего сына Гарри. Я понимаю, какую великую печаль, какие страдания вы пережили. Я согласен с вашим мнением, что тот факт, что служитель Господа подвержен грехам, которые совершил отец Кароский, способен поколебать устои веры. […] Я признаю свою ошибку. Я ни в коем случае не должен был вновь назначать на должность отца Кароского […], наверное, в третий раз, когда верующие, обеспокоенные, как и вы, обратились ко мне с жалобами, мне следовало избрать другой путь. […] Я уступил, прислушавшись к негодному совету психиатров, наблюдавших отца Кароского. В частности доктора Дресслера, который скомпрометировал свою профессиональную репутацию, утверждая, будто отец Кароский способен исполнять обязанности священника. […]
Надеюсь, что крупная сумма в качестве компенсации ущерба, оговоренная с вашим адвокатом, разрешила проблему к всеобщему удовлетворению […], поскольку это самое большее, что мы можем предложить […], и, конечно, ни в коей мере не пытаясь смягчить вашу боль деньгами, тем не менее позвольте мне посоветовать вам хранить молчание ради общего блага […] Наша Святая Церковь уже много пострадала от злобных наветов клеветников, приспешников Сатаны […] Ради благополучия нашей маленькой общины, а также вашего сына и вашего лично забудем об этом происшествии навсегда.
Благословляю вас,
Институт Сент-Мэтью
Сильвер-Спринг, Мэриленд
Д-р Конрой: Здравствуйте, Виктор. Можно войти?
№ 3643: Сделайте одолжение, доктор. Вы у себя в клинике.
Д-р Конрой: Это ваша комната.
№ 3643: Проходите, пожалуйста. Проходите.
Д-р Конрой: Вижу, вы сегодня в прекрасном настроении. Хорошо себя чувствуете?
№ 3643: Замечательно.
Д-р Конрой: Меня радует, что не возникало неприятных инцидентов с применением насилия после вашей выписки из лазарета. Вы регулярно принимаете лекарства, посещаете групповые сеансы терапии… Вы делаете успехи, Виктор.
№ 3643: Спасибо, доктор. Стараюсь по мере сил.
Д-р Конрой: Ладно, как мы с вами договаривались, сегодня мы приступаем к регрессивной терапии. Это мистер Фанабарзра. Он индусский врач, специалист по гипнозу.
№ 3643: Доктор, меня все еще смущает мысль, что мне придется подвергнуться этому эксперименту.
Д-р Конрой: Он очень важен, Виктор. Мы обсуждали это на прошлой неделе, помните?