— Восемьдесят четыре. Остальные прибудут в ближайшие часы. Кворум — сто пятнадцать человек. Мы планировали связаться с каждым, кто отсутствует, и предупредить, чтобы они заранее сообщили о своем маршруте, дабы обеспечить им соответствующую охрану. Эти отсутствующие нас особенно беспокоят. Но, как я уже упоминал, генеральный инспектор Чирин обо всем позаботился. Вам не нужно волноваться, моя дорогая девочка.
— Робайра и Портини — в числе этих ста пятнадцати? — поинтересовалась Диканти, задетая снисходительным тоном камерария.
— Мне следовало выразиться точнее. Сто тринадцать, — раздраженно поправился Самало. Он был самолюбив. То, что женщина подловила его на ошибке, ему не понравилось.
— Не сомневаюсь, что Ваше Высокопреосвященство знает, как поступить в этом отношений, — вмешался миротворец Фаулер.
— Верно… Мы распространили слух, что Портини лежит больной в загородном доме своей семьи на Корсике. Болезнь, к несчастью, закончится трагически. Что касается Робайры, то неотложные дела в епархии не позволят ему принять участие в конклаве, хотя он предполагает прибыть в Рим, чтобы выразить почтение новому Верховному понтифику. К сожалению, он погибнет в автокатастрофе, что охотно подтвердит Polizia. Эти новости появятся в прессе только после завершения конклава, не раньше.
Паола не могла опомниться от изумления:
— Вижу, Ваше Высокопреосвященство, вы все предусмотрели до мелочей.
Камерарий откашлялся.
— Всего лишь версия, не хуже любой другой. И она никому не причинит вреда.
— Не считая истины.
— Мы представляем католическую церковь, ispettora. Наша церковь — духовная опора и свет, указующий путь миллиардам людей. Мы не можем позволить себе новых скандалов. Если посмотреть с этой точки зрения, что есть истина?
Диканти поморщилась, соглашаясь при этом, что определенная логика в словах старца присутствовала. На ум ей пришло множество возражений, но она понимала, что спорить нет никакого смысла. Она предпочла продолжить беседу:
— Как я догадываюсь, вы не намерены сообщать кардиналам причину, по которой им предписано собраться раньше оговоренного срока?
— Ни в коем случае. Их настойчиво попросили не выходить из города без сопровождения сотрудника Vigilanza или швейцарского гвардейца под предлогом того, что в Риме объявилась радикальная группировка, выступившая с угрозами в адрес католических иерархов. Надеюсь, все поняли просьбу правильно.
— Вы лично были знакомы с жертвами?
Лицо камерария на миг омрачилось.
— Боже мой, да. С кардиналом Портини я встречался меньше, хотя он был итальянцем. Однако я всегда занимался в основном проблемами, тесно связанными с внутренней организацией Ватикана, тогда как он посвятил жизнь учению. Он много писал, много путешествовал… Воистину великий человек. Правда, лично я не был согласен с его взглядами, чрезмерно революционными, радикальными.
— Революционными? — с любопытством переспросил Фаулер.
— Весьма, отец, весьма. Он поддерживал использование презервативов, рукоположение женщин… Он стал бы Папой двадцать первого века. К тому же он был относительно молод, ему недавно исполнилось пятьдесят восемь лет. Если бы он занял престол Святого Петра, он созвал бы и возглавил Третий Ватиканский собор. Многим эта идея по душе, они считают собор своевременной и необходимой мерой для обновления церкви. Смерть Портини, тем более такая нелепая и бессмысленная, — большое горе.
— Он мог рассчитывать на ваш голос? — уточнил Фаулер.
Камерарий засмеялся сквозь зубы:
— Вы же не думаете всерьез, что я поделюсь с вами, за кого буду голосовать, не так ли, святой отец?
Паола вновь перехватила инициативу в разговоре:
— Ваше Высокопреосвященство, вы заявили, что редко виделись с Портини. А что вам известно о Робайре?
— Выдающийся человек. Полностью отдавал себя делу защиты прав неимущих. Конечно, у него были свои недостатки. Ему очень нравилось представлять себя в белом облачении на балконе над площадью Святого Петра. Естественно, он не рассказывал о своей мечте всем и каждому. Мы близко дружили. И регулярно переписывались. Его единственным грехом можно назвать гордыню. Он всегда выставлял напоказ свою бедность. И подписывался в письмах «beati pauperes». А я, чтобы позлить его, всегда заканчивал свои послания «beati pauperes spirito»[49], хотя он никогда не принимал намек на свой счет. Все же, несмотря на недостатки, он был человеком государственного склада, всецело преданный церкви. За свою жизнь он совершил великое множество благих дел. Правда, я никогда не мог представить его в сандалиях Рыбака[50], вероятно, из-за нашей с ним тесной дружбы.
49
Beati pauperes; beati pauperes spirito (
50
Красные туфли (сандалии), как и белая сутана, традиционно являются частью повседневного облачения Верховного понтифика. В прежние времена их изготавливали из пурпурного шелка или бархата с золотой вышивкой и крестом на подъеме.