— Я имел честь только что сопровождать вашего брата.
— Надеюсь, не в тюрьму? — Брови герцогини чуть поднялись вверх.
— А вы допускаете, что вашего брата есть за что заточить в тюрьму? — не теряя игривого тона, тем не менее вполне серьезно задал вопрос Чернышев, не спуская пристального взгляда с ее лица.
— О, мой милый граф! — стараясь не выдать тревоги, коротко усмехнулась герцогиня. — В наши беспокойные времена может случиться всякое с любым человеком. Вот и меня, даже при наличии русского паспорта, которым император Александр и вы, граф, предусмотрительно меня снабдили, тем не менее на каждом шагу могли подстерегать неприятности.
— Все было бы значительно спокойнее, если бы не последние события, о которых вы, герцогиня, надеюсь, знаете не понаслышке.
Брови вновь поднялись и сделались углом.
— Вы, наверное, хотели сказать: к тому же и как соучастница?
— А разве вы умеете стрелять из ружья или подносить горящий фитиль к пушке?
— Для многих из тех, кого поразила последняя, известная уже всему свету новость, соучастие может выражаться и не в прямых действиях, — серьезно возразила герцогиня. — Не потому ли вы удалили из Вены бывшего вице-короля?
— О, герцогиня, тут вы ошибаетесь. Ваш брат покинул австрийскую столицу исключительно по собственному желанию, чтобы поспешить в Мюнхен к своей семье, — учтиво заметил Чернышев. — Мне же в этой поездке всего лишь была отведена роль старшего в почетном эскорте. Мог ли мой император не позаботиться о том, чтобы путешествие его личного друга было обставлено надлежащим почетом?
— В таком случае, генерал, считайте, что ваша миссия отныне получает свое продолжение. С этой самой минуты воля вашего императора должна распространяться и на меня. Я еду именно к его императорскому величеству и прошу вас сопровождать меня, — приказала недавняя королева Голландии. — Вы, полагаю, обрадованы?
— Что может быть приятнее для кавалера и рыцаря, чем не просто вызволить из тысячи затруднений прекрасную даму, но и препроводить ее к тому, к кому устремлено ее сердце? — Чернышев галантно помог герцогине занять место в карете и дал знак казакам трогаться в путь.
«Дело принимает непредвиденный оборот, — погрузился в размышления генерал-адъютант. — Не ошибусь, если предположу: Гортензия послана Наполеоном. Новые условия переговоров, сепаратный мир или прямой призыв к России встать на его, бывшего императора, защиту? Вряд ли все это на него похоже. Просить — не в его характере и не в его манере. Куда ни шло — говорить на равных. К тому ж говорить — ничего не прося и ни о чем не умалчивая. Тогда какова же цель приезда Гортензии к царю в тот момент, когда Наполеон только что вернулся во французскую столицу?»
— О, государь, что стоило мне, беззащитной женщине, пуститься в вояж одной по дорогам, таящим непредсказуемые опасности! — начала Гортензия, как только Чернышев ввел ее к императору Александру. — Если бы не ваш верный адъютант и мой давний друг, которого мне в пути послало само Провидение, я, ваше величество, несомненно, погибла бы от страха, неудобств и покусительств таможен. О боже, как бы я предстала сейчас перед вашим величеством, когда бы не смогла сохранить в пути то, что берегла больше собственной жизни и что я привезла из столицы Франции только для вас, друга моей страны и моего друга.
Герцогиня раскрыла ридикюль и протянула Александру Павловичу то, что она и в самом деле во все время пути сберегала пуще любых сокровищ.
Царь пробежал написанное, и лицо его стало как мел.
— Откуда это у вас, герцогиня?
— Экземпляр договора, скрепленный подписью Людовика Восемнадцатого? Договор подлинный. Я обнаружила его в Тюильри, в кабинете короля, после того, как он бежал из Парижа. В ту самую ночь…
— И вы показали его… вы показали его возвратившемуся императору? — Как можно спокойнее царь постарался задать самый важный в сложившихся обстоятельствах вопрос.
— Да, ваше величество. И он… Император Наполеон с гневом отозвался о заговорщиках, которые за вашей спиной заключили тайный союз против вас и прусского короля.
В тот момент Наполеон действительно был взбешен. Какой гнев и в то же время едкий сарказм отобразились на его лице, когда Гортензия показала ему тайный договор.
— Мерзавцы! Последнее собачье дерьмо не могло бы так завонять, как эти отбросы, — закричал вернувшийся император. — Как они здорово снюхались — трусливая Австрия, подлая Англия и вконец утратившая остатки благородства моя родная Франция! Не хотел бы я оказаться на месте императора Александра — нож в спину, когда он выиграл войну! Что ж, как ни горько, но он должен узнать, чем отплатили ему его союзники. Меня Австрия тоже бросила как последняя продажная девка. Но я ей этого не простил и никогда не прощу. Полагаю, что император Александр должен поступить с заговорщиками так же сурово, но честно: «Вы предали меня — я покидаю вас и ухожу в Польшу. Вы же оставайтесь наедине с могущественным противником».