Пока длилось молчание, в уме мистера Владимира сам собой сформулировался целый ряд уничижительных замечаний о лице и фигуре мистера Верлока. Агент оказался неожиданно вульгарен, толст и беспардонно неумен. Он до чрезвычайности был похож на дипломированного водопроводчика, явившегося предъявить счет. Благодаря некоторому знакомству с американским юмором у первого секретаря посольства возникло представление об этой категории механиков как о воплощении плутоватой лени и некомпетентности.
Так вот он каков, этот знаменитый надежный тайный агент — такой тайный, что в официальной, полуофициальной и конфиденциальной переписке покойного барона Штотт-Вартенгейма он обозначался только символом А и никак иначе; прославленный агент Д, чьи предупреждения заставляли менять планы и сроки королевских, императорских и великокняжеских путешествий, а то и вовсе отменять их! Вот этот самый субъект! Душа мистера Владимира была охвачена порывом безудержного веселья с оттенком презрения. Отчасти первого секретаря забавляло его собственное удивление, которое он посчитал наивным, но главным поводом для насмешки служил всеми оплакиваемый барон Штотт-Вартенгейм. Его покойное превосходительство, — августейшее покровительство его повелителя, императора, навязало барона в качестве посла нескольким не горевшим восторгом по этому поводу министрам иностранных дел, — прославился своим глуповатым, пессимистическим легковерием. Его превосходительство был помешан на социальной революции. Он воображал себя дипломатом, которому волею небес суждено стать свидетелем гибели дипломатии, а может быть, даже и вообще конца света в страшных демократических катаклизмах. Его пророческие, скорбные депеши многие годы потешали министерства иностранных дел. Судачили, что на смертном одре, в присутствии навестившего его августейшего друга и повелителя, он воскликнул: «Несчастная Европа! Суждено погибнуть тебе через нравственное безумие детей твоих!» Он был обречен стать жертвой первого встречного жулика и проходимца, подумал мистер Владимир, с неопределенной улыбкой взглянув на мистера Верлока, и неожиданно воскликнул:
— Вы должны свято чтить память барона Штотт-Вартенгейма!
На опущенной долу физиономии мистера Верлока возникло мрачное и устало-досадливое выражение.
— Позвольте напомнить вам, — проговорил он, — что я пришел сюда потому, что был вызван срочным письмом. За минувшие одиннадцать лет я побывал здесь только дважды и, разумеется, ни разу не являлся к одиннадцати часам утра. Не слишком разумно вызывать меня в такое время. Меня могут увидеть. Для меня это не шутки.
Мистер Владимир пожал плечами.
— Это может помешать мне приносить пользу, — раздраженно продолжил Верлок.
— Это ваше дело, — пробормотал мистер Владимир с притворной мягкостью. — Когда вы перестанете приносить пользу, к вам перестанут обращаться. Только и всего. Тут же. Без лишних слов. Вас… — Мистер Владимир нахмурился, остановился, подыскивая подходящее выражение, и сразу же мгновенно просиял, сверкнув великолепными белыми зубами. — Вас вышвырнут! — свирепо выкрикнул он.
И опять мистеру Верлоку понадобилась вся сила воли, чтобы справиться с ощущением слабости в ногах — тем самым, что некогда вдохновило какого-то неизвестного бедолагу на произнесение крылатой фразы «Душа ушла в пятки». Борясь с этим ощущением, мистер Верлок храбро поднял голову.
Мистер Владимир встретил его тяжелый вопросительный взгляд с полнейшей безмятежностью.
— Мы хотим придать некоторый импульс миланской конференции, — небрежно заметил он. — Обсуждение там международной деятельности по борьбе с политической преступностью, похоже, зашло в тупик. И виной тому Англия, страна с нелепым, сентиментальным преклонением перед свободой личности. Страшно подумать, что вашим друзьям достаточно только…
— В этом смысле я всех их держу под наблюдением, — хрипло прервал его мистер Верлок.
— Было бы куда вернее держать их всех под замком. Англия должна стоять в одном ряду со всеми. Слабоумная буржуазия этой страны потворствует именно тем самым людям, которые собираются выгнать ее из дому, чтобы уморить голодом в канаве. У нее пока еще сохраняется политическая власть, не хватает только ума использовать ее для собственного выживания. Полагаю, вы согласны с тем, что здешний средний класс — глуп?
— Глуп, — хрипло согласился мистер Верлок.
— Они начисто лишены воображения. Их ослепляет идиотическое тщеславие. Сейчас бы им очень не помешала хорошая встряска. Психологический момент настал — вашим друзьям пора приступать к работе. Я вызвал вас, чтобы объяснить вам, что я придумал.