— Давно сидите здесь?
— Час или больше, — небрежно ответил человечек и отхлебнул из кружки темное пиво. Все его движения — как он брал кружку, как пил из нее, как ставил тяжелую стеклянную посудину на стол и складывал потом на груди руки — были твердыми и уверенно-точными. Рядом с ним большой и мускулистый Оссипон, подавшийся вперед с жадным взглядом и выпяченными губами, казался воплощением робеющего энтузиазма.
— Час, — повторил он. — Так вы, может быть, еще не слыхали новость, которую я только что услышал на улице. Не слыхали?
Человечек чуть заметно качнул отрицательно головой. Но поскольку он не выказал никакого любопытства, Оссипон решился добавить, что услышал новость «вот ровно перед тем, как вошел». Мальчишка, продававший газеты, выкрикнул ее прямо ему в лицо, и он испытал от неожиданности самый настоящий шок. У него даже во рту пересохло.
— Я и подумать не мог, что увижу вас здесь, — продолжал он бормотать, упираясь локтями в стол.
— Я бываю здесь иногда, — ответил человечек все с тем же вызывающим бесстрастием.
— Удивительно, что вы, именно вы ничего об этом не слыхали, — продолжил дюжий Оссипон. Его блестящие глаза нервно мигнули. — Именно вы, — повторил он с надеждой вызвать ответную реплику. Это явное хождение вокруг да около свидетельствовало о невероятной и необъяснимой робости, которую огромный малый испытывал перед спокойным маленьким человечком. Тот снова поднял стеклянную кружку, отпил из нее и резким, точным движением поставил назад на стол. И этим все ограничилось. Оссипон, так и не дождавшись ни слова, ни знака, попытался придать себе безразличный вид. — А это ваше вещество, — спросил он, еще больше понизив голос, — вы даете всем желающим?
— Я твердо придерживаюсь правила никогда никому не отказывать, пока у меня есть хоть щепотка, — решительно ответил человечек.
— Это принципиально? — уточнил Оссипон.
— Да, принципиально.
— И вы думаете, что это разумно?
Большие круглые очки, придававшие желтоватому лицу самоуверенное выражение, уставились на Оссипона как два недремлющих, немигающих ока, пылающих холодным огнем.
— Безусловно. Всегда. При любых обстоятельствах. Что может помешать мне? С какой стати я буду отказывать? Или даже просто раздумывать?
Оссипон ахнул, но, что называется, незаметно для окружающих.
— А если вас попросит шпик — вы и ему дадите?
Человечек слегка улыбнулся.
— Пусть приходят и попробуют, вот тогда и увидите, — сказал он. — Они знают меня, но и я знаю каждого из них. Нет, они ко мне не заявятся — кто угодно, но только не они.
Его тонкие синеватые губы плотно сомкнулись. Оссипон принялся спорить:
— Но ведь они могут подослать кого-нибудь — своего человека. Разве нет? Получат от вас товар, а потом вас арестуют, имея на руках доказательство.
— Доказательство чего? Того, возможно, что я без лицензии торгую взрывчатыми веществами. — Это прозвучало как насмешка, но лицо тощего, болезненного человечка оставалось бесстрастным, тон его был небрежен. — Не думаю, что у кого-нибудь из них возникнет горячее желание меня арестовать. Не думаю, что среди них найдется хоть один, кто запросит на это ордер. Даже самый лучший из них. Никто на это не пойдет.
— Почему? — спросил Оссипон.
— Потому что они отлично знают, что я намеренно никогда не отдаю все без остатка. Кое-что постоянно со мной. — Он легонько похлопал себя по груди и добавил: — Во флаконе из толстого стекла.
— Мне говорили об этом, — сказал Оссипон с ноткой удивления в голосе. — Но я не знал…
— Они-то знают, — лаконично оборвал его человечек, откинувшись на стул, прямая спинка которого оказалась выше его хрупкой головы. — Меня никогда не арестуют. Эта работа не по плечу ни одному полицейскому. Чтобы подступиться к человеку вроде меня, требуется героизм — простой, чистый, бескорыстный.
Его губы снова сомкнулись с самоуверенной твердостью. Оссипон сдержал нетерпеливое движение.
— Или безрассудство, или просто незнание, — предположил он. — Они ведь могут поручить это дело человеку, который и понятия не будет иметь о том, что у вас в кармане достаточно вещества, чтобы разнести в куски и вас самих, и все вокруг в радиусе шестидесяти ярдов.