— Я никогда не утверждал, что меня нельзя уничтожить, — возразил человечек. — Но это не будет арестом. И кроме того, это не так легко, как кажется.
— Да ладно! — заспорил Оссипон. — Вы слишком уверены в себе. Представьте, что полдюжины человек набросятся на вас сзади на улице, — чего проще? Вот вам заломят руки за спину, разве вы сможете тогда что-нибудь сделать?
— Смогу. Я редко выхожу на улицу после того, как стемнеет, — бесстрастно сообщил человечек, — и никогда не выхожу поздно ночью. Куда бы я ни шел, я не спускаю правой руки с резинового шарика, который находится у меня в кармане брюк. Если сжать этот шарик, во флаконе сработает детонатор. Принцип действия здесь тот же, что у мгновенного пневматического затвора линзы фотокамеры. Вверх идет трубка…
На мгновение распахнув пиджак, он мельком показал Оссипону резиновую трубку, которая, как тонкий коричневый червь, выползала из проймы жилета и ныряла во внутренний нагрудный карман пиджака. Весь его костюм неопределенно бурого цвета был покрыт пятнами, потерт, запылен на сгибах; пуговичные петли совсем обмахрились.
— Детонатор частично механический, частично химический, — со снисходительной небрежностью пояснил человечек.
— И сработает, конечно, мгновенно? — пробормотал Оссипон, слегка вздрогнув.
— Не совсем, — через силу признался человечек, горестно искривив рот. — Целых двадцать секунд должно пройти до взрыва, после того как я сожму шарик.
— Ого! — присвистнул Оссипон в совершенном ужасе. — Двадцать секунд! Кошмар! И вы хотите сказать, что выдержите это? Да я бы с ума спятил…
— Это бы ничего не изменило. Конечно, это слабое место системы, которую я придумал исключительно для себя. Вообще приведение устройства в действие — самая большая для нас проблема. Я пытаюсь изобрести детонатор, который будет приспособлен к любым условиям и даже к внезапным изменениям условий. Механизм вариативного действия и при этом абсолютно точный. По-настоящему умный детонатор.
— Двадцать секунд, — снова пробормотал Оссипон. — Уф! А потом…
Легкий поворот головы — и блестящие очки быстро прикинули размеры пивной, расположенной в подвальном этаже знаменитого ресторана «Силенус»[51].
— Никто в этом зале не спасся бы, — последовало заключение. — Даже вон та пара, что поднимается сейчас по лестнице.
Пианино, стоявшее рядом с лестницей, с развязным пылом перешло на мазурку, как будто некий вульгарный и бесстыдный дух решил продемонстрировать все свои таланты. Непостижимым образом клавиши сами собой нажимались и отпускались. Потом все смолкло. На миг Оссипону представилось, будто этот ярко освещенный зал превратился в страшную черную дыру, изрыгающую жуткий смрад, заваленную битым кирпичом и изуродованными трупами. Видение разрушения и смерти было столь отчетливым, что он опять вздрогнул. Его собеседник со спокойным самодовольством заметил:
— В конечном счете безопасность человека зависит только от его характера. В мире найдется очень немного людей с таким, как у меня, уравновешенным характером.
— Интересно, как вы его выработали, — проворчал Оссипон.
— Сила личности, — ответил человечек, не повышая голоса. И это утверждение, вышедшее из уст столь жалкого на вид существа, заставило дюжего Оссипона прикусить нижнюю губу. — Сила личности, — повторил он нарочито спокойным тоном. — Я имею средства, для того чтобы сделаться смертоносным, но само по себе это, как вы понимаете, ничего не дает для моей защиты. Здесь важно другое — то, что они верят в мою готовность стать смертоносным. Такое у них создалось впечатление. Оно неколебимо. И вот поэтому-то я по-настоящему смертоносен.
— Среди них тоже встречаются люди с характером, — зловеще пробормотал Оссипон.
— Возможно. Но сила характера, понятно, бывает разной. Вот на меня, например, они впечатления не производят, — следовательно, они характером слабее. Да иначе и быть не может. Их характер основывается на общепринятой морали, он — производное от общественного устройства, а мой свободен от всего искусственного и наносного. Они по рукам и ногам связаны условностями. Они выступают на стороне жизни, то есть, ежели брать данный конкретный случай, исторического факта, окруженного всякого рода ограничениями и нормами, сложно устроенного, организованного факта, который можно атаковать в любой его точке; а я выступаю на стороне смерти, которая не знает ограничений и которую атаковать невозможно. Мое превосходство очевидно.
51