— Значит, он будет осуждать вас, вот как? — пробормотала со своей высоты гордая глава сэра Этелреда.
— Боюсь, что да, и притом с негодованием и отвращением, которое и вам, и мне трудно даже представить. Он превосходный служака. Мы не имеем права подвергать непосильным испытаниям его лояльность. Такие вещи никогда не приводят ни к чему хорошему. Кроме того, мне нужна свобода действий — такая свобода действий, которую вряд ли было бы благоразумно предоставлять главному инспектору Хиту. У меня нет ни малейшего желания щадить этого Верлока. Думаю, он чрезвычайно удивится, что мы вышли на его след так быстро. Запугать его будет не слишком трудно, но главный наш интерес заключается не в нем. Вот почему я хочу, чтобы вы уполномочили меня дать ему такие гарантии личной безопасности, какие я сочту нужными.
— Разумеется, — сказала особа на каминном коврике. — Выясняйте все, что сможете; выясняйте как хотите.
— Я собираюсь заняться этим не теряя времени, прямо сейчас, — сказал помощник комиссара.
Сэр Этелред сунул руку в карман брюк и, откинув голову, пристально посмотрел на него.
— Сегодня позднее заседание, — сказал он. — Если что-нибудь узнаете, приходите в парламент, если мы еще не разойдемся к тому времени. Я скажу Тудлзу, чтобы он окружил вас заботой. Он проведет вас ко мне.
Многочисленные родственники и приятели моложавого личного секретаря мечтали об ожидающем его великом и славном будущем; при этом в тех общественных кругах, которые он украшал собою в часы досуга, его именовали не иначе как вышеупомянутым шутливым прозвищем. И сэр Этелред, каждый день (преимущественно за завтраком) слышавший это прозвище из уст супруги и дочерей, ввел его в обиход, причем без малейшей игривости в голосе.
Помощник комиссара удивился и очень обрадовался.
— Разумеется, я приду в парламент, коль скоро что-нибудь узнаю и если у вас будет время…
— Времени у меня не будет, — перебила его значительная особа. — Но я приму вас. А сейчас мне пора… Значит, самолично отправляетесь?
— Да, сэр Этелред. Я думаю, так будет лучше.
Значительная особа откинула голову так далеко назад, что, для того чтобы не упускать помощника комиссара из виду, ей пришлось почти прикрыть глаза.
— Гм. Ха! И как вы собираетесь… Измените внешность?
— Едва ли, но костюм, конечно, сменю.
— Конечно, смените… — рассеянно-величаво повторила значительная особа. Она медленно повернула свою крупную голову и надменно-искоса взглянула через плечо на тяжелые мраморные часы, чуть слышно и лукаво тикавшие. Позолоченная стрелка, воспользовавшись случаем, умудрилась пробежать за его спиной не менее двадцати пяти минут.
Помощник комиссара, хоть и не видел часов, ощутил беспокойство. Но лицо значительной особы, повернувшееся к нему, было спокойно и бестрепетно.
— Очень хорошо, — сказала особа и сделала паузу, как бы умышленно выказывая презрение к официальному течению времени. — А что вас исходно направило в эту сторону?
— Я всегда придерживался мнения… — начал помощник комиссара.
— Да, да. Мнения. Разумеется. Но я имею в виду непосредственные, личные мотивы.
— Что мне сказать, сэр Этелред? Обычное для новичка недоверие к старым методам. Желание разузнать что-то самому. Какое-то нетерпение. Работа эта мне хорошо знакома, но к такому типу упряжи я не привык. В одном-двух чувствительных местах она мне немного терла.
— Надеюсь, вы справитесь, — благожелательно промолвила значительная особа и протянула руку — мягкую, но широкую и сильную, как рука знатного фермера. Помощник комиссара пожал ее и удалился.
Тудлз, присевший было на край стола в приемной, двинулся ему навстречу, постаравшись придать себе озабоченный вид.
— Ну что? Вы удовлетворены? — спросил он тоном важным и вместе с тем легкомысленным.
— Абсолютно. Я у вас в неоплатном долгу, — ответил помощник комиссара, длинное лицо которого казалось деревянным по контрасту со всегда готовой прыснуть со смеху серьезностью личного секретаря.
— Ничего, сочтемся. Но, если серьезно, вы не представляете, как он раздражен нападками на его билль о национализации мест рыбного промысла. Они называют это началом социальной революции! Разумеется, это революционная мера. Но эти люди не знают приличий. Личные выпады…