Уинни, уже надевшая шляпку, стоя за спиной матери, молча продолжала поправлять воротник плаща старухи. С бесстрастным лицом она взяла ее сумочку, зонтик… Пришло время потратить три с половиной шиллинга на поездку, которая вполне могла стать в жизни ее матери последней поездкой в кэбе. Они вышли из лавки.
Средство передвижения, ожидавшее их, могло бы стать иллюстрацией к пословице «правда может быть более жестокой, чем карикатура», если бы такая пословица существовала. Влекомый нетвердо стоящей на ногах лошадью, наемный экипаж на шатких колесах и с увечным извозчиком на козлах, подкатил к двери. С извозчиком не обошлось без переполоха: увидев железный крюк, высовывавшийся из его левого рукава, мать миссис Верлок разом утратила владевшую ею все эти дни героическую доблесть. Она просто не поверила своим глазам. «Что думаешь, Уинни?» Она попятилась. Горячие увещевания мордатого кэбмена с трудом проходили через его заложенное горло. Нагнувшись с козел, он негодовал таинственным шепотом. В чем дело? Разве можно так относиться к людям? Его огромная немытая физиономия багрово светилась на грязном фоне улицы. Да неужели бы ему дали лицензию, отчаянно вопрошал он, если бы…
Местный констебль успокоил его дружеским взглядом и без особого уважения обратился к обеим женщинам:
— Он возит людей уже двадцать лет. Насколько мне известно, с ним никогда не было никаких происшествий.
— Происшествий! — с негодованием громко прошептал извозчик.
Рекомендация полицейского развеяла страхи. Собравшаяся было небольшая группка из семи человек, преимущественно несовершеннолетних, разбрелась. Уинни следом за матерью забралась в кэб; Стиви взгромоздился на козлы — его отношение к происходящему красноречиво выражалось полуоткрытым ртом и отрешенным взглядом. На узких улицах движение вперед ощущалось по тому, как медленно, все время подпрыгивая, проплывали совсем рядом с кэбом фасады домов, которые, как казалось из-за грохота и дребезжания стекол, будто бы вот-вот собирались рухнуть; немощная кляча со свисающей с крупа и хлопающей по ляжкам упряжью с бесконечным терпением повторяла один и тот же семенящий танец. Позже, когда кэб выехал на более просторный Уайтхолл[77], движение перестало ощущаться. Грохот и дребезжание стекол ничуть не ослабли, но длинное здание Казначейства все никак не кончалось — и само время, казалось, остановилось.
Наконец Уинни заметила:
— Лошадка так себе…
Ее глаза, неподвижно устремленные вперед, блестели в сумраке кэба. На козлах Стиви, закрыв предварительно полуразинутый рот, взволнованно воскликнул:
— Не надо!
Извозчик, высоко державший поводья, намотанные на крюк, не обратил на его слова внимания — может быть, не расслышал. Грудь Стиви начала вздыматься.
— Не надо кнутом![78]Извозчик медленно повернул к нему свое рыхлое разноцветное лицо. Его красные глазки мокро блестели; большие фиолетового оттенка губы оставались сомкнутыми. Грязная рука, в которой был зажат кнут, потерла седую щетину на чудовищных размеров подбородке.
— Вы не должны, — выпалил Стиви, — это больно!
— Не должен? — задумчивым шепотом повторил извозчик и тут же хлестнул лошадь. Он сделал это не потому, что у него была жестокая душа и злое сердце, а потому что ему нужно было зарабатывать на хлеб. Некоторое время стены, башни и шпили Сент-Стивена[79] в неподвижном молчании созерцали дребезжащий кэб. Впрочем, он все-таки ехал. Но на мосту возникла сумятица. Стиви внезапно начал слезать с козел. На тротуаре раздались крики, кто-то бросился бежать к нему, извозчик, шепотом чертыхаясь и выражая недоумение, рванул на себя поводья. Уинни опустила окно и высунула голову, белая как привидение. Ее мать в страхе восклицала в глубине кэба:
— Мальчик не ушибся? Не ушибся?
Стиви не ушибся, он даже не упал, но возбуждение, как обычно, лишило его дара связной речи. Он только бормотал, повернувшись к окну:
— Не могу. Не могу. Слишком тяжело.
Уинни положила руку ему на плечо:
— Стиви! Немедленно вернись на козлы и не вздумай слезать снова.
— Нет. Нет. Пойду. Нужно идти.
Пытаясь обосновать необходимость идти пешком, он впал в полную бессвязность речи. С физической точки зрения его причуда была вполне осуществима: он без труда мог идти в ногу с дряхлой, приплясывающей лошадью и нисколько не запыхался бы. Но сестра была категорически против:
77
78
79