— Конечно, чем же ей еще подбодрить себя? На ее месте я бы, наверное, поступала точно так же.
Во второй половине того же дня мистер Верлок, долго, с перерывами дремавший в гостиной перед камином, в очередной раз, вздрогнув, проснулся и объявил о своем намерении пройтись. Уинни произнесла из-за прилавка:
— Я бы хотела, чтобы ты прихватил с собой мальчика, Адольф.
В третий раз за этот день мистер Верлок удивился. Он бессмысленно уставился на жену. Она продолжила своим ровным голосом: мальчик, когда ничем не занят, начинает хандрить. Ее это беспокоит; ей от этого не по себе, призналась она. В устах уравновешенной Уинни эти слова казались преувеличением. Но Стиви действительно сильно хандрил — как хандрят чем-то опечаленные домашние животные. Он подымался на темную лестничную площадку, садился, подобрав колени и уткнувшись подбородком в ладони, на пол у подножия высоких часов. Натыкаться на его болезненно-бледное лицо с большими, блестящими в сумраке глазами или просто думать о том, как он сидит наверху, было неуютно.
Сколь ни была неожиданна просьба Уинни, мистер Верлок сумел с ней освоиться. Он любил жену так, как муж и должен любить жену, — великодушно. Но весомое возражение возникло в его голове, и он сформулировал его.
— Он может отстать от меня и заблудиться на улице, — предположил он.
Миссис Верлок уверенно покачала головой.
— Не отстанет. Ты его не знаешь. Мальчик просто тебя боготворит. Но если ты потеряешь его из виду…
Миссис Верлок мгновенье — но только мгновенье — помолчала.
— Ты просто иди дальше и гуляй как гуляешь. Не беспокойся. С ним все будет в порядке. Мы и оглянуться не успеем, как он благополучно окажется дома.
Подобный оптимизм заставил мистера Верлока опять удивиться — в четвертый раз за день.
— Вот как? — пробормотал он с сомнением. Но, может быть, шурин не такой идиот, каким кажется? Жене виднее. Отвернув свои заспанные глаза, он хрипло сказал: — Хорошо, пускай тогда идет, — и вновь в него вцепилась та «черная забота», которая, может быть, и предпочитает «сидеть за спиной у всадника»[87], но вполне способна преследовать по пятам и тех, кто, как мистер Верлок, не может позволить себе держать лошадей.
Уинни, стоявшая в двери лавки, не видела этой роковой спутницы прогулок мистера Верлока. Она видела только две фигуры, шедшие по грязной улице: одну высокую и дородную, другую невысокую и худощавую, с тонкой шеей, острыми, слегка сутулыми плечами и большими полупрозрачными ушами. Пальто обеих фигур были сделаны из одного и того же материала, шляпы обеих фигур были черными и круглыми. Вдохновленная этим сходством, миссис Верлок дала волю воображению.
«Прямо как отец и сын», — сказала она себе. Она также подумала, что в жизни бедного Стиви никто не заслуживал права называться отцом больше, чем мистер Верлок. И в этом, как она считала, была ее заслуга. Со спокойной гордостью она поздравила себя с неким принятым ею несколько лет назад решением. Решение было непростым и даже стоило ей слез.
Еще больше она поздравляла себя в следующие дни, заметив, что мистер Верлок как будто бы не имеет ничего против общения со Стиви. Теперь, собираясь выйти на прогулку, он громко подзьшал мальчика — нельзя сказать, что именно тем тоном, каким подзывают домашних собак, но, без сомнения, с тем же настроением. Дома нередко можно было увидеть, как мистер Верлок с любопытством смотрит на Стиви. Изменилось его поведение: по-прежнему молчаливый, он уже не был столь апатичен, а по временам казался миссис Верлок едва ли не весельгм. Можно было считать это улучшением. Что касается Стиви, то он перестал хандрить у подножия часов; теперь он слонялся из угла в угол и бормотал что-то угрожающее. Когда сестра спрашивала: «Что это ты такое говоришь, Стиви?» — он просто открьшал рот и искоса поглядывал на нее. Иногда он сжимал кулаки без видимой причины, иногда его можно было застать сидящим в одиночестве и угрюмо созерцающим стену; лист бумаги и карандаш, выданные ему для рисования кругов, праздно лежали на кухонном столе. Это тоже была перемена, но не в лучшую сторону. Миссис Верлок, объединявшая все эти причуды под общим определением «возбуждение», начала опасаться, что Стиви непозволительно много для себя слушает разговоры, которые ведет со своими друзьями ее муж. Понятно, что во время своих «прогулок» мистер Верлок встречается и беседует с разными людьми. Как же иначе? Его прогулки — неотъемлемая часть его внедомашнего существования, вникнуть в суть которого его супруга никогда не стремилась. Миссис Верлок ощущала, что ситуация щекотливая, но относилась к этому с неизменным непроницаемым спокойствием, которое вызывало некоторое удивление, а то и оторопь у покупателей, а других визитеров озадачивало и порой заставляло держаться подальше. Да! Она боится, что есть вещи, не полезные для ушей Стиви, сказала она мужу. Они только возбуждают бедного мальчика — он ведь ничем тут помочь не может. Кто вообще тут поможет?
87