Наша наставница замерла, прервав урок на полуслове, казалось, какое-то время не знала, что делать. Потом поднялась с кресла и поклонилась вошедшему с большим почтением.
Я, мои братья и сестры молча смотрели на того, кто посмел прервать наши занятия.
Он подошел к нашему столу. Вблизи он показался мне странным привидением из кельтских преданий.
— Дети мои, — заговорил он; я никогда прежде не слышала такого прекрасного музыкального голоса.
Меня удивил Луи. Должно быть, он раньше других понял, кто этот странный человек. Сорвавшись вдруг с места, он опустился перед ним на колени.
Мужчина молча смотрел на него с высоты своего роста, потом медленно протянул руку, длинные тонкие пальцы коснулись волос мальчика, и я увидела, как слезы побежали по его впалым щекам, теряясь в обвисших усах.
— Ты, наверное, Шарль? — произнес он своим изумительным голосом, от которого у меня перехватило горло. — Дофин Шарль?
— Нет, сир, я Луи. Дофин Луи.
— А Шарль?..
— Он наш младший брат, сир.
— Но как же… Шарль. Я помню… Мой наследник Шарль, — бормотал удивительный незнакомец.
— Он умер, сир. Тот, первый Шарль много болел… и потом умер.
Странный человек остановившимся взглядом смотрел куда-то в пространство над головой Луи, губы беззвучно шевелились. Внезапно улыбнувшись, он сказал:
— А ты, значит, Луи. Теперь ты наследник?
— Да, сир.
— Луи… Когда ты видел в последний раз свою мать?
— Не помню, сир. Наверное, очень давно.
— Дитя мое, — печально произнес мужчина, — я тоже болел. Но не умер, и мне сейчас лучше.
Он перевел взгляд на нас, в удивлении и страхе замерших за столом, и протянул руку.
Наставница кивнула нам, разрешая подняться из-за стола и подойти к мужчине.
Он поочередно внимательно оглядел всех нас. Наконец его взгляд остановился на мне.
— А ты, малышка… — сказал он, и я с удивлением обнаружила, что больше не боюсь его, что он мне понравился.
— Я Катрин.
— Катрин, дорогое мое дитя. Да благословит тебя Господь. Сколько времени дети живут здесь… вот так? — спросил он, отвернувшись от меня.
Наставница что-то ответила ему.
— И это отпрыски королевского рода, — он говорил медленно, с горечью. — Невозможно поверить, что они находятся в таких условиях!
— Нас послали сюда, сир. Мы делаем все, что можно.
Так отвечала напуганная женщина.
— Я знаю… знаю… — сказал он. — Но теперь вам доставят все, что требуется, и без промедления. Я прикажу…
Больше я ничего не запомнила, поняв главное: этот безумный человек, содержавшийся тоже в «Отеле де Сен-Поль», не кто иной, как наш отец и король Франции Карл VI.
В течение многих недель после его ухода мы были сыты и не страдали от холода. Нам доставили новую одежду, огонь всегда горел во всех очагах, еды стало вдоволь. Жизнь повернулась к нам лучшей своей стороной.
Мари теперь говорила:
— Наши молитвы достигли неба. Господь услышал нас.
Наставница сообщала няне:
— Я молюсь Всевышнему, чтобы король оставался в здравом рассудке.
Ее молитвы, по-видимому, Бог не услышал. Прошло несколько месяцев, и закрытая карета остановилась у дверей «Отеля». В ней снова доставили нашего отца. Бедняга не хотел идти, сопротивлялся, вырывался из рук здоровенных слуг, они с большим трудом удерживали его. Мы слышали его дикие душераздирающие вопли. Он кричал, что к нему нельзя прикасаться, он стеклянный и каждую секунду может разбиться на мелкие осколки, которые потом никто не соберет.
Я пыталась представить своего отца, к которому успела проникнуться острой жалостью, сделанным из стекла, но не могла.
Еще я слышала, как он горестно выкрикивал:
— Я недостоин жизни! Не заслужил ее! Убейте меня, прошу вас!.. Убейте! — В голосе слышалось рыдание.
Меня потрясли его слова, но вскоре их страшный смысл стерся из памяти. Тем более что мы опять не видели отца и снова наступили для нас плохие, прежние, времена, но мы уже принимали их как должное, что свойственно людям вообще, да и детям тоже.
Вот так мы, отпрыски французского короля, жили в те годы в «Отеле де Сен-Поль».
Когда я немного подросла, то поняла, что появилась на свет отнюдь не в лучшее для моей страны время. Франция пребывала в таком отчаянном состоянии, какого не испытывала, наверное, никогда раньше и, надеюсь, никогда больше не испытает. Мой бедный отец, король Карл VI, впал в безумие. Наступили времена безвластия. Ожесточенная междуусобица герцогов Бургундского и Орлеанского разоряла целые провинции. Разгул анархии губил страну.