Было очевидно — подарок «в знак признательности» Каталина купила прежде, чем у нее появился повод его благодарить. Тем не менее она говорила абсолютно чистосердечно. Альбер, наверное, оценил ее искренность, и вместо того, чтобы отвергнуть дар, как он поступил бы в любом другом случае, сказал:
— Вам не за что меня благодарить, и нет необходимости покупать мне подарки. Но моя мать также говорила — нехорошо быть неблагодарным. Раз уж вы побеспокоились, я возьму его.
«Мамочка сторожа была мудрой женщиной», — подумала Каталина, открывая сумку и доставая сверток.
— Нет, сейчас я не могу его посмотреть. У меня грязные руки, — запротестовал сторож, проявив неожиданную деликатность. В качестве доказательства он прислонил рукоять граблей к животу и показал Каталине громадные ручищи, в самом деле очень грязные. — Сделаем вот что: идемте ко мне домой, я вымою руки, угощу вас завтраком, а потом мы откроем ваш подарок. Что скажете?
Каталина могла бы сказать, что добрые дела иногда вознаграждаются. Однако она сдержалась и ответила просто:
— Великолепно!
Альбер обнаружил еще одно из своих скрытых достоинств, приготовив Каталине оладьи, каких не отведаешь даже в лучших кафе, и подал к ним большую чашку кофе и малиновый джем домашнего изготовления, сваренный им собственноручно.
— Невероятно вкусно, — объявила Каталина, съев завтрак до последней крошки.
— Ага.
— Отлично. А теперь пора посмотреть подарок, вам не кажется?
Альбер разорвал пакет. Каталина заметила: он заглядывает внутрь с волнением и любопытством. Поэтому она испытала глубочайшее разочарование, когда сторож не стал доставать свой подарок и глухо сказал:
— Вам лучше это вернуть.
— Но почему?! Вам не нравится? Выбор огромный, мы можем пойти в магазин и поменять на другую модель.
— Не стоит.
— Но я знаю, он вам нужен. И если не ошибаюсь, вы говорили секретарю месье д’Аллена, будто на днях хотели купить его.
Слова Альбера, на которые она сослалась, освежили в памяти Каталины всю сцену, и она вспомнила некоторые детали тех переговоров с конторой адвоката, когда Альбер выяснял ее личность. Тогда на его лице появилось странное выражение, словно он смутился. В тот момент Каталина не поняла причину, но теперь все вдруг встало на свои места.
— У вас уже есть мобильный телефон, да?
На лице Альбера отразилась растерянность, он посмотрел на нее, пристыженно опустив голову, и признался:
— Я купил его месяц назад.
— И…
— И так и не смог научиться пользоваться проклятой штуковиной. Но это не важно — все равно пальцы у меня слишком толстые для таких маленьких кнопочек… В конце концов, что остается делать?
Сторож несмело улыбнулся. Самое страшное позади. Каталина не стала смеяться над ним, чего он опасался больше всего.
— Я скажу, что мы сделаем, Альбер. Вы принесете свой телефон, и я научу, как с ним обращаться. Вот увидите, это совсем не так трудно, как может показаться. Главное, не читать невнятные инструкции. Вам известно, что их часто переводят со шведского или финского для подростков, толком не умеющих говорить даже на родном языке? Своей тете я тоже показывала, как пользоваться мобильным телефоном.
— Ладно. Но как нам поступить со вторым мобильником? Может, лучше его вернуть в магазин?
— Оставьте его себе. Про запас. На случай, если другой сломается. — И предупреждая вопрос, который, как она знала, сейчас последует, добавила: — Не волнуйтесь, достаточно попользоваться одним аппаратом, чтобы потом справиться со всеми остальными. Все они устроены примерно одинаково.
— Если вы так уверены…
Каталина сдержала слово. Не понадобилось даже открывать инструкцию к телефону, и через полчаса сторож неплохо освоил основные функции.
— В понедельник мне надо позвонить мадемуазель Бержье и сообщить свой номер телефона, — деловито сказал Альбер.
— Никаких проблем! А заодно спросим, что они хотели мне сказать.
23
Винчи, Тоскана, 1503 год
Подавленное душевное состояние и нервное напряжение не прошли даром для Абигайль. Она погрузилась в лихорадочное забытье и около двух дней не приходила в себя. Леонардо привез девушку в свой провинциальный дом и настоял, чтобы ему позволили лично о ней позаботиться. Остальных он попросил уехать, за исключением монаха. Очнувшись, она, возможно, захотела бы исповедоваться, и было неразумно обращаться к приходскому священнику из деревенской церкви. На сей счет разногласий не возникло. Вернее, споров они не избежали, но Леонардо не уступил, продемонстрировав непреклонность, и в конце концов сделали так, как он решил.