На четвертом этаже дверь слева (двенадцатый номер) тоже была открыта. Звук копошащихся насекомых доносился именно из этой квартиры. Дыхание перехватывало. Определенно что-то случилось. Входить не хотелось. Катя почувствовала себя так, будто из лодки прыгнула на пирс. Но в последний момент, ударившаяся о сваю волна оттолкнула судно, увеличивая расстояние и поглощая прыжок. Паническая безысходность погружения в холодную, воду обволокла сумраком. Отчаяние.
Все остальное походило на сон. Тяжелый, болезненный, не восстанавливающий силы и липкий. Чья-то жилистая рука схватила, потянула в дом. Тяжело пахло ладаном и свечным дымом. Прожигало легкие, опьяняло. Хотелось закрыть глаза, почувствовать себя ребенком и спрятаться под кроватью (с плюшевым мишкой в руках).
Сухой, надрывающийся голос все говорил не умолкая. Рассказывал, умудряясь не упускать подробностей и не задавать глупых, ненужных вопросов. Кате впервые в жизни захотелось плюнуть кому-то в лицо. В это отвратительное, болезненно-желтое морщинистое лицо. Закрыть ладонями уши и отвернуться. Пчелиное жужжание казалось таким же вечным и неизбежным, как небо, а одно из насекомых (злое и назойливое) все кружило вокруг, стараясь ужалить. В самое сознание.
Данила лежал неподвижно, с красивым, мраморным лицом. Его длинные волосы были аккуратно причесаны и распущены (на свободу). Строгий, черный костюм ему шел. Юноша походил на музыканта симфонического оркестра. Спокойный и неотразимый. Остальные насекомые вокруг копошились, словно не замечая чужака, нарушившего их территорию. Кате стало холодно. Неуютно и больно. Девушка заплакала не в силе сдерживаться больше. Все эти мысли и страхи выплеснулись наружу. Она подошла и скупо поцеловала Данилу в лоб. Натянутая, мертвая кожа обожгла холодом. Оттолкнула...
Асфальт бесконечного тротуара, потемневший и потрескавшийся с годами, гипнотизировал. Немного успокаивал. Катя шла молча, погрузившись в себя. Слезы продолжали течь по щекам, растворяясь в одежде, не желая останавливаться.
Отвратительный голос с желтым, морщинистым лицом, рассказал все на одном дыхании. Не упуская подробностей. Теперь было ясно, что случилось и почему Данила не позвонил. Но от этого легче не становилось. Появившиеся мысли в раскаленной голове вызывали чувство вины. Тот последний, решающий шаг был отчаянной глупостью. Зачем ей надо было знать правду? Зачем надо было приезжать? Настолько ли непосильно было просто остаться и жить дальше? Сохранить Данилу в памяти живым и веселым. Добрым и единственным.
Как жестока и категорична бывает судьба. Она передвигает нами, словно шахматными фигурками, не скупясь на жертвы. Придумывая и воплощая новые, замысловатые комбинации. Преследуя свои непонятные и эгоистичные цели. Чувство бессилия, обреченности и несправедливости полностью подавляет в нас личность, выжигая в душах пустыни, превращая необъятные сознания в незначительные, крохотные песчинки. Веселый ветер подхватывает, которые уносит с собой куда-то. Навсегда.
Микроавтобус с техническим персоналом театра, в котором ехал Данила, попал в аварию. Несколько транспортных средств смешавшись, разлетелись в стороны. Тело Данилы нашли в шести метрах от происшествия, в кювете. Переломанным пополам. До Большеводска юноша не доехал всего семнадцать километров. Бессмысленная, ненужная трагедия.
Не останавливаясь и не обращая на жизнь вокруг внимания, до своего дома Катя дошла за несколько часов. Мысли хаотично метались в голове, словно теннисные мячики, ударяясь между собой и разлетаясь в разные стороны. Было над чем подумать. Прошедшая неделя пугала переменами и завораживала стремительностью. Теперь, она осознавала, что любила его. Любила по-настоящему. Искренне и безвозмездно. Таких чувств у нее к другому не будет никогда.
Дома никого не было. С работы мать обычно возвращалась к семи вечера. В квартире было тихо и чисто (мама работала фармацевтом). На кухне еле слышно играло радио. В холодильнике дожидался своей участи ужин. Аппетита так и не появилось. Еда вызывала тошноту. Правда, пить хотелось еще больше.
Холодная вода сводила зубы, прорезала себе дорогу вниз. Жидкость тяготила камнем, вызывая рвоту. Спазм удалось сдержать до ванной комнаты. Напор холодной воды и желудочного сока с силой ударился в раковину, орошая крупными, растекающимися каплями кафель (цвета кофе с молоком).
Тщательно умывшись, приведя себя в порядок и почистив зубы, Катя отправилась к себе в комнату. Там все было на своих местах (ждало ее) - книги, альбомы с фотографиями, мягкие игрушки. Мать изредка заходила сюда только протереть пыль - личные вещи не имела привычки трогать. Никаких секретов или тайн, кроме Туза Червей. Мать знала даже об авантюре с Леной. Тактично не осуждала.