В голове крутилась глупая, скорее абсурдная мысль. Кому пришла в голову, назвать печенье "Галактическое"? Что общего между печеньем и галактикой? Оно и так было вкусным, без глупого названия.
Вторая попытка тоже оказалась безуспешной. От боли и злости потекли слезы. Мальчик был похож на религиозного фанатика, достигшего духовного экстаза. Одновременно ещё две собаки выпрыгнули из темноты, пытаясь укусить сбоку. Паша направил на них палку, удерживая на расстоянии. Мысли о печенье испарились. Его теперь волновало, сколько их тут и как долго он продержится, ожидая случайного прохожего. Боль в руке становилась нестерпимой. Слезы продолжали литься. Болело все тело. На глаза медленно надвигалась темная пелена. Луна стала снова уходить на дно.
Огромная тень, заслонив увядающий лунный свет, схватила острыми зубами за горло и повалила на асфальт. Затаивший обиду вожак, воспользовавшись моментом, атаковал. Мальчик не успел прикрыться. Клыки разодрали кожу. Рука разжалась и выронила палку. Лунный свет исчез полностью, а боль стала затихать. В голове Паши мелькнула последняя мысль: печенье "Галактическое" - для героев, суперлюдей. Пусть даже погибших в сражении с вражескими цивилизациями.
Луна алчно улыбнулась, задорно облизав невидимые губы. Славная была битва. Звуки вокруг выцвели, потеряли значение и развеялись на ветру. Все поглотила толстая, алчно перебирающая корявыми конечностями, шершавая тишина.
4. Запах Любви
Ночь выдалась на редкость душной. Гена лежал в мокрой постели, обливаясь потом, поглаживая правой рукой впалый живот. Левой ему не нравилось. Капельки пота время от времени скатывались со лба по вискам, теряясь где-то. Черное пятно настежь открытой форточки напоминало пасть сказочного людоеда. Эта мысль нравилась и веселила. К сожаленью, воздух за окном не был свежее, а в растущих под ним кустах водились комары огромные, словно птицы.
Узловатые мысли бесхитростно крутились около образа Оксаны. Он постоянно думал о ней. О чем еще думать? Она нравилась ему. Он не знал, что такое любовь, возвышенные чувства. Сложных вещей не понимал. Скорее жил примитивными чувствами, чем пониманием и состраданием. Чувствовал, когда голоден, когда хочется пить и спать. Чувствовал, когда хочется в туалет. Еще, чувствовал некоторые другие вещи. О ней же -думал.
Она приходила во снах. Звала за собой, кокетливо улыбаясь, произносила ласковые, волшебные слова. Он уходил с ней. Каждый раз. То, чем они с ней занимались, не показывают даже по телевизору. Даже далеко за полночь. Телевизор он любил. Там много чего интересного показывали.
Утром он просыпался с липкими пятнами в нижней части живота и ногах, со странным запахом свежескошенной травы. Каждый раз удивленно принюхивался к ним, размазывая пальцами, вытирая о майку-алкоголичку. Затем вставал и не переодеваясь, шел на работу. Пятна высыхали на нем, после чего кололись и натирали кожу. Он подметал улицы огромной, взъерошенной метлой, не замечая презрительно смотревших прохожих, обходивших стороной.
Ему всегда приходилось работать. С самого детства. Работал на стройках, грузчиком в порту, продавал газеты, мыл автомобили. Деньги отдавал матери, оставляя немного себе. На них покупал конфеты, мороженое или другие сладости. Мать пропивала все деньги, скиталась днями напролёт, приводила сомнительных знакомых. Компания много пила. Все орали друг на друга, часто дрались. Гена разнимал их. Другой раз выходил на улицу, убегая от этого безумия.
Алкоголь его организм не воспринимал. Становилось совсем плохо, до потери чувств. Гена ненавидел алкоголиков. Искренне мечтая в душе своей, что мать один день очнётся и уедет далеко-далеко. Тогда ему не придется больше видеть эти перекошенные рожи, выслушивать нецензурную брань. Раскидывать, словно котят, обезумевших бездомных.
Мать нашли прошлой зимой в подвале соседнего дома. Околевшей и почерневший труп принял навсегда эмбриональную позу. При ней не нашли ни документов, ни денег. Тело опознал участковый. Денег на похороны не было, и женщину забрали в институт на обучение студентам. Гена не плакал и не тосковал. Он вообще о случившемся не думал. Мать уехала куда-то очень далеко, как мечталось. Дома стало тихо и спокойно. Сладостей теперь было вдоволь и никакой водки. Больше никаких разбросанных бутылок и блевотины.
Отца своего Гена никогда не знал. Мать нагуляла его в молодости, сама не ведая от кого. Мужчины в ее жизни занимали огромное, но незначительное место. Меняющиеся отёкшие физиономии запомнить было невозможно. Мать хронически беременела, теряя плоды. Несколько раз рожала, но дети куда-то пропадали.