- Ты, сука, думал, что останешься безнаказанным? - голос второго, казалось, исходил из глубокого, сырого колодца. По телу прошла предательская дрожь. Желудок сжался, словно испуганный ребенок, забился в угол в ожидании наказания. Не следовало съедать все сладкое без спроса.
- Мы её братья.
С этими словами он замахнулся и со всей силой снова ударил по лицу, ближе к левому виску. Если товарный поезд умеет ударять кулаком, так это он и был. Степан где-то читал, будто от подобных ударов вылетают искры из глаз. В его случае это была, скорее, ударившая в дерево молния. К своему удивлению, он обнаружил, что видимый кругозор заметно сузился. Левый глаз перестал воспринимать свет. Теплота от него пошла внутрь, словно пытаясь успокоить пульсирующую боль. Воины тепла и воины боли сцепились в схватке. Первый брат, кивнув в подтверждение, ударил кулаком в грудь, выбивая из легких весь отравленный перегаром кислород. Воздух, вылетая через ноздри, вырвал изнутри какой-то темный сгусток, выстреливая вперед. Кровавая масса, прочертив кривую, шмякнулась на штанину ударившего.
- Скотина! - Собрав всю злость и ненависть, поруганный ударил ногой, четко впечатывая подошву ботинка сорок четвертого размера. Хруст ребер или дерева опрокинул стул на спинку. Набрать в легкие воздух казалось непосильной задачей.
Братья бесцеремонно подняли жалкий трон, водрузив его на прежнее место. Все-таки, хрустели кости. Голова превратилась в огромную воронку с маленькой дыркой в основании. Мысли закрутились в организованный водоворот. Точно такой же, как в ванной, полной воды после выдёргивания пробки. Мысли кружились, опускаясь вниз, сливаясь через горло, по позвоночнику. Вниз, через желудок, внутренности. Не ведая стыда и угрызения совести, они струились по ногам, пропитывая штанины.
Второй брат обошел пленника и принес кейс. Открыв его, достал какой-то предмет. Сквозь туман он был похож на... плоскогубцы. Маленькие, стальные губы нежно ухватились за мизинец левой руки. Холод стали ласкал. Перед глазами снова стояла рыдающая девушка, безнадежно пытающаяся отпихнуться от насильника. Огромные, мозолистые руки сжимали горло, а язык лизал. Сухие губы целовали. Сладкий сок. Недоеденный цитрус-вагина. Слезы...
Казалось, уже ничего не в состоянии причинить большую боль. Сталь, сжимаясь, раздавила кость. Плоть покорно поддалась. Горячая волна прокатилась по руке наверх, к инфицированному плечу. К груди. К внутренностям. От боли кишечник Степана опорожнился. От чего стало горячо и липко. В нос ударил смрад, прокрадываясь с небольшими порциями воздуха. Дышать совсем не хотелось...
Он сорвал с нее трусы уверенным, ловким движением. Его возбуждала её беспомощность и алкоголь. Демонстративно втянув запах белья, он расстегнул штаны и вошел в нее. Бесцеремонно, без предварительных ласк. Степан озверело провалился в неё, разрывая мякоть грейпфрута. Девушка пыталась выть, но сильные пальцы сдавливали горло. Монотонными, грубыми движениями он насиловал её.
Покончив с пальцами на обеих ногах, второй из братьев аккуратно положил инструмент обратно и достал увесистый молоток с короткой ручкой. Задумчиво посмотрев на инструмент, с размаху ударил по левому колену. Железная головка, раздробив чашечку, застряла в ноге. Метал почувствовал вкус и желал продолжения. Покрытый кровавой массой, молот вонзился во вторую ногу. Пелена накрыла все ещё видящий правый глаз. Яркие круги поплыли, расползаясь, словно по водной глади. Ноги больше не ощущались.
Степан хлестал девушку ладонью по лицу, словно хлыстом упрямую лошадь и остервенело трахал. Вновь и вновь входил внутрь, разрывая плоть. Кровь текла по снежно-белым бедрам, сгустками размазываясь на коже. Кончив внутрь, он отпихнул вибрирующее тело и пошёл умываться. Она его больше не интересовала. Вернувшись, налил остатки водки в стакан и, не обращая внимания на принявшее эмбриональную позу тело, выпил. Василий побежал за еще одной бутылкой.
Острым ножом один из братьев неаккуратно разрезал штаны. Разрывая одежду на куски, он отшвырнул тряпки в сторону, раскидывая по комнате остывающее дерьмо. Тем же грубым движением он перерезал липкую строительную ленту, вместе со щекой.
- Это последнее, что ты почувствуешь. - Произнес он и ловким движением, отрезал член. Хирургически умело, словно это было его профессией. Крик захлебнулся кровью и очередной волной боли. Степан почувствовал во рту свой сморщенный член.