Джинния же ничего не почувствовала.
Крестьянин опасливо оглядел всходы, держа серп наготове. Потом, видимо, пришел к выводу, что это был какой-то зверь или птица, а не притаившиеся в засаде бандиты. Положив серп на землю, он двинулся вдоль ряда к дереву, под которым лежал бурдюк с водой, чтобы напиться.
Джинния внимательно наблюдала за тем, как он идет, потом перевела взгляд на серп. Что произошло? Почему она не почувствовала страха? Она подобралась ближе, еще ближе, но страха по-прежнему не было. Тогда она приняла человеческий облик и, подняв серп за деревянную рукоять, стала его рассматривать. Плоское лезвие там и сям было тронуто ржавчиной. На острие зеленел пшеничный сок. Джинния собралась с духом и дотронулась до него кончиком пальца.
Ничего. Ни ужаса, ни леденящей и жгучей боли – лишь сточенный металл.
Послышался негромкий вскрик, и джинния вскинула голову. Крестьянин закончил пить и стоял под деревом, во все глаза глядя на девушку, которая из ниоткуда появилась посреди пшеничных колосьев. Обнаженная и прекрасная, она держала в руках его серп.
Мгновение они смотрели друг на друга, разинув рты. Потом девушка исчезла, а серп упал на землю.
Когда джинния нагнала своего товарища, он все еще дрожал.
Я хотел быть храбрым, сказал он прерывающимся от стыда голосом. Я думал, что сумею превозмочь страх. Он взглянул на нее. Ты его потрогала?
Нет, отозвалась она. Давай вернемся домой.
Она никому не рассказала о том, что произошло. Страх перед железом испытывали все джинны до единого, от самых ничтожных до самых великих; он отличал их от людей и составлял самую суть того, что делало их джиннами. Не чувствовать страха, безнаказанно прикасаться к металлу было делом небывалым, неслыханным. Поэтому с того дня джинния обуздала свое любопытство и оставалась в поселении, где можно было слушать сказителей, чьи рассказы помогали ей на время забыть о своей тайне, которую она хранила от всех глубоко в своем сердце.
А потом однажды до их краев долетела новая молва: история о скованном железом джинне, который заточил своего повелителя в медный кувшин, а потом скрылся в мире людей.
Эта история мгновенно обрела всеобщую популярность. Джинны молодые и старые умоляли рассказывать ее им снова и снова, но внимательнее всех слушала молоденькая джинния. Ее завораживала мысль о том, что эта легенда может быть правдой, что где-то там, среди людей, скрывался джинн, который полагал – отнюдь не без оснований, но все же совершенно ошибочно! – что никогда не сможет вернуться обратно к своим соплеменникам и жить с ними бок о бок.
Это всего лишь легенда, сказка, твердила себе она. Его не существует на самом деле.
И тем не менее она не могла о нем не думать.
Текли месяцы, времена года в свой черед сменяли друг друга, завершая круг и опять начиная все заново. А вместе с ними менялся и Нью-Йорк, беспрестанно торжествуя непрекращающееся собственное обновление, нескончаемо переизобретая сам себя.
На улицах там и сям начали мелькать автомобили. Поначалу они были всего лишь игрушками для богатых, диковинным зрелищем, при появлении которого все останавливались поглазеть. Томас Малуф, самый богатый человек в Маленькой Сирии, обзавелся канареечно-желтым двухместным авто с откидным верхом, в котором обожал красоваться перед соседями, хотя, по правде говоря, они куда чаще видели его перед капотом, остервенело накручивающим пусковую рукоятку или обмахивающим своей шляпой перегревшийся двигатель. А потом автомобили вдруг едва ли не за один день заполонили весь город. Теперь они были буквально повсюду: проносились через перекрестки и с визгом выскакивали из-за углов, оглушительно сигналя конным повозкам и пешеходам.
– Пожалуй, я тоже прикупил бы себе автомобиль, – задумчиво произнес как-то Джинн.
– Терпеть весь этот шум и чад только ради того, чтобы стоять в пробках вместе со всеми остальными? – фыркнула Голем.
Наконец-то открыли долгожданную подземку, и они спустились на станцию под зданием городской администрации, где сели в тряский поезд и доехали на нем до 145-й улицы, где Джинн чуть ли не бегом взбежал по лестнице, торопясь выбраться наружу.
– Это было невыносимо, – выдохнул он. – Эта толща земли над нами, давящая всем своим весом.
– А мне понравилось, – призналась Голем.
В обиход вошли телефоны. Джинн, который не мог поверить, что подобная штука возможна без колдовства, был ими просто зачарован. Он уговорил Арбели провести телефонную линию в мастерскую, но тот терпеть не мог кричать в трубку и предпочитал держаться от этого достижения прогресса подальше. Квартирная хозяйка Голема тоже установила аппарат в вестибюле своего пансиона, но Голем никогда им не пользовалась. Был только один человек, которому она могла бы позвонить, но никто бы не поручился, что телефонистка их не подслушает.