— Я хотел сохранить жизнь немецким солдатам, так как знал, что они вскоре пригодятся. И, как вы сегодня видите, оказался прав!
Фельфе с полным правом добавляет в своих мемуарах: «Ясно — против кого должны были пригодиться солдаты. Именно это объединяло Даллеса и Вольфа». И начальник Вольфа, кровавый рейхсфюрер СС, заботился о новом военном блоке.
Об этом — рассказ самого Вольфа:
— Под влиянием Шелленберга Гиммлер связался с шведским графом Бернадоттом и заявил ему, что, несмотря на все происшедшее на оккупированных территориях и на Востоке, он является в глазах англо-американцев вполне приемлемой фигурой как организатор наикрупнейшего антибольшевистского фронта…
Но все надежды рушились. Рушилась надежда немецких генералов обеспечить «частичные капитуляции» на северном участке западного фронта, где особые усилия к этому прилагал будущий подсудимый в Нюрнберге Артур Зейсс-Инкварт. Но вот что удивительно: активность действий в этом направлении с американской стороны не ослабевала.
Ключ ко всем достаточно многочисленным загадкам швейцарских переговоров («бернского инцидента», как его именовали в документах руководителей США и Англии) лежит, однако, не только и не столько в тех или иных интригах американских разведчиков. Смысл операции «Санрайз» — в ее политическом контексте, в политической и военной обстановке заключительного периода второй мировой войны. Того периода, символом которого является Крымская конференция «большой тройки», состоявшаяся 4–11 февраля 1945 года в Большом Ливадийском дворце. С полным правом ее именуют кульминационным пунктом сотрудничества трех ведущих держав антигитлеровской коалиции. Недаром слово «Ялта» до сих пор приводит в бешенство врагов идеи мирного сосуществования и конструктивного сотрудничества двух социальных систем.
Начало 1945 года застало нацистский рейх в предсмертных судорогах. Но и в этой ситуации победа не приходила сама собой. Как никогда раньше, необходимы были единство и решимость в нанесении окончательных ударов — ведь ничего иного так страстно не желал Гитлер, как столкновения союзников (как живописно поведал нам об этом Вольф). Однако объективное развитие событий — от Тегерана до Ялты — шло в ином направлении. Несмотря на все трудности, несмотря на наличие серьезных разногласий, Ялта принесла важнейшие результаты:
— три державы добились единства в вопросах военной стратегии на финальном этапе войны, скоординировали свои действия;
— три державы решили в духе единодушия сложный комплекс вопросов, связанных с Германией после ее поражения, наметили основы согласованной политики во имя предотвращения новых войн;
— три державы проявили единство и согласие в вопросе о создании ООН.
Иными словами, в ялтинских решениях содержался как бы «экстракт» будущей политики мирного сосуществования и мира, которой искренне желали народы, измученные годами войны, — той политики, которая вела к Потсдаму, а позднее — к хельсинкскому Заключительному акту. Восемь дней Ялты в этом смысле стоили куда больше, чем долгие месяцы закулисных интриг и комбинаций. Президент Рузвельт говорил в конгрессе, что ялтинские решения положили конец «сферам интересов, балансам сил и всем прочим ухищрениям, к которым прибегали столетиями и которые всегда терпели крах». Будто прямо сказано в адрес антисоветских комбинаторов!
Вот против этого поистине исторического значения Ялты были направлены усилия инициаторов «Санрайза». Они всеми силами старались омрачить горизонты боевого и делового сотрудничества с Советским Союзом, которые открылись на конференции. И если серия закулисных переговоров началась еще в конце 1944 года, то сразу после Ялты они с явно провокационной целью были подняты на уровень государственной политики.
…Это было 24 февраля 1945 года, вскоре после окончания Ялтинской конференции трех великих держав. В этот день генерал-майор Уильям Донован внезапно покинул Вашингтон. Его биографы до сих пор гадают: что заставило руководителя американской стратегической разведки столь срочно покинуть столицу? Ведь он только-только вернулся с западного фронта, а сейчас не мешкая уезжал, сказав своей супруге, что летит на Гавайи…
Нет, Донован полетел не на Гавайские острова, а в Западную Европу. Сюда привлекла его серия срочных донесений, пришедших в Вашингтон. В одном из них главнокомандующий англо-американскими экспедиционными войсками генерал Дуайт Эйзенхауэр сообщал, что он «получил через каналы УСС сообщение о возможном контакте с неким высшим германским офицером, предложившим ускорить победу союзников на Западе, чтобы внезапно закончить войну». Генерал оговаривался, что не считает себя вправе вести переговоры на «политическом уровне» и не собирается сохранять «канал для подобной связи». Но Донован был другого мнения.