Эти данные мне сообщили по телефону на следующее утро. В лодке ничего не было, за исключением промокшей краюхи хлеба. Оставалось предположить, что все остальное было смыто волнами во время шторма.
Список личных вещей Лёвенов также не дал ничего нового. Отец имел при себе кисет с табаком, старомодную зажигалку со штормовым колпачком, карманный компас, морской нож, несколько мелких монет, носовой платок и помятый лист бумаги. Чернила на листке затекли, но, очевидно, это была грубая схема немецких заграждений у голландского побережья.
Среди вещей сына были найдены морской нож, носовой платок и несколько монет. Во внутреннем кармане куртки оказался кожаный бумажник, в котором лежали три фотографии девушек и два письма, написанные разным женским почерком. Это были страстные любовные письма, не оставлявшие сомнений в том, что писавшие находились в самых что ни на есть интимных отношениях с молодым Лёвеном.
Постепенно у меня складывалась вначале туманная, но потом более определенная точка зрения в отношении этого человека, но мне не хотелось спешить с выводом. Предстояло еще допросить его отца. Такая возможность вскоре представилась.
Когда Лёвен-старший вошел ко мне в кабинет, меня поразило чрезвычайное сходство отца и сына. Действительно, ночью их легко мог перепутать даже человек, хорошо знавший обоих. Отец, видимо, был на два-три сантиметра ниже сына, но так же широк в плечах, немного сутуловат и худощав.
Не успел я начать допрос, как он нетерпеливо спросил:
— Где мой сын? Я не видел его с момента нашего прибытия. Мне все время говорят, что он хорошо себя чувствует, но когда я прошу встречи с ним, мне отвечают различными отговорками. Скажите, правда, что он жив? Я должен знать это.
— Конечно, ваш сын жив и чувствует себя хорошо. Я беседовал с ним в этой самой комнате всего три дня назад.
— Почему же я не могу увидеть его?
— Мы не хотели откладывать беседу с ним, поскольку он мог располагать важными сведениями. Боюсь, что мне придется не допускать вас к нему еще некоторое время и задать вам те же самые вопросы. Однако могу обещать, что очень скоро вы увидите его.
Старший Лёвен с облегчением опустился в кресло. Мои вопросы касались все той же темы, что и в беседе с сыном, и ответы обоих Лёвенов совпадали. Я снова услышал, как Ван Лун предложил им вступить в отряд Габриеля и как все хорошо шло до недавнего времени. Однако на мой вопрос о том, что явилось причиной недавних неудач, старший Лёвен дал ответ, совсем не похожий на ответ сына.
— Я думаю, что нас предали! — решительно сказал он.
— Что заставляет вас так думать?
— Только логика. Мы все хорошо знаем Габриеля и верим ему. Это не горячий юнец, который станет рисковать зря. Габриель всегда помнил об осторожности, тщательно отбирал людей и все время менял место встреч. Одну или две неудачи можно было бы объяснить случайным стечением обстоятельств. Но три и даже четыре провала в течение одного месяца — это уже слишком много. Нет, не может быть и речи о каком-то злом роке. Это дело рук шпиона.
— Предположим, что вы правы. Кто же из вас шпион?
Лёвен безучастно посмотрел на меня и пожал плечами.
— Не знаю. Подозрения зародились у меня после второго несчастного случая, но я ни с кем не делился своими мыслями. Видите ли, трудно, спрашивать испытанных товарищей, не работает ли кто-либо из них на врага.
— Но ведь детали могли навести вас на след предателя, — настаивал я. — Случайно оброненное слово, виноватый взгляд. Давайте попробуем решить задачу методом исключения. Мог ли оказаться шпионом Габриель?
— Это невозможно, — ответил Лёвен,
— А Ван Лун?
— Ни в коем случае. Я мог бы поручиться за него своей жизнью.
— Хорошо. Тогда, может быть, шпионом были вы? Или ваш сын?
— Как вы смеете! — прогремел в ответ Лёвен. — Как вы смеете обвинять моего Яна? Обвините лучше меня, если хотите. Я могу постоять за себя, но не трогайте моего сына. Он никогда не предал бы отца и товарищей.
На Лёвене была рубашка с открытым воротом, и мне бросился в глаза шнурок, обвивавший его шею.
— Пока рано кого-нибудь обвинять, — успокоительно сказал я. — Мне просто нужно знать правду. Кстати, что вы носите на шее?
Лёвен засунул свою огромную руку под рубашку, вытянул за шнурок клеенчатый мешочек, снял его с шеи и бросил на стол.