Энн грустно смотрела на Модесту. Потом улыбнулась и бросилась ее целовать.
— Поздравляю тебя! Но вы должны сделать свадьбу, и мы приедем с подарками! Нет, я тебе обязательно выпишу чек в качестве подарка. Послушай, расскажи мне подробно, как вы столковались? Я же писательница. Мне это нужно знать для работы!
Модеста с удовольствием пересказала Энн все предыдущие события, кое-что, конечно, опустив. Она была счастлива и наслаждалась своим новым состоянием. Все ее мысли были теперь заняты мужем и новым домом. Энн выслушав Модесту, заметила:
— Мне кажется, тебе нужно поменять свой имидж. Ты теперь нью-йоркская дама, жена актера. Будешь там тусоваться среди богемы. Это обязывает.
— Я думала об этом. А что вы мне посоветуете?
— Во-первых, надо покрасить волосы. Седина всегда старит. И полностью поменять гардероб.
— Мини я носить отказываюсь!
— Это не нужно. Молодежный стиль тоже старит, когда он не соответствует возрасту. А вот джинсовые вещи молодят. Только надо что-нибудь стильное и дорогое. — Попробуй что-нибудь из моих вещей померить! У меня слишком много барахла. Возьми все, что тебе подойдет.
Женщины отправились в гардеробную, обсуждая по дороге, какой цвет волос лучше выбрать.
Хотя спать Энн легла поздно, но чуть свет она уже стояла во дворе с сумкой, сундучком-косметичкой и маленьким чемоданом. Улисс тотчас вышел к ней из-за деревьев. На боку у него висела легкая спортивная сумка. Он с удивлением взглянул на вещи Энн.
— Мы едем на два дня? Или больше? — озабоченно спросил он.
— Если задержимся, я себе чего-нибудь подкуплю, — деловито ответила Энн. — А ты свои вещи уже погрузил в багажник?
Улисс хмыкнул.
— Я не знаю, куда грузиться. На какой машине мы едем? На моем джипе?
— Нет уж, мы едем на самой крутой тачке. Видишь вон ту желтую возле гаража? Стой тут, я ее подгоню.
Энн быстро пошла к машине. Улисс посмотрел ей вслед. Кремовые брюки, блузка фисташкового цвета, светло-коричневые лодочки и точно такого же цвета ремешок часов на запястье. Даже носочки, кокетливо мелькнувшие из-под брюк, были кремовые, с фисташковыми шашечками. Весь этот элегантный ансамбль неожиданно быстро отпечатался в восприятии Улисса. И он подумал, что жизнь рядом с Энн каким-то образом влияет на его органы чувств. Со спины Энн смотрелось очень юно, в ее походке была стремительная легкость, свойственная только молодым девушкам. Улисс всегда мог определить возраст по спине и глазам. Но спина Энн была прямой и узкой, а глаза были затянуты мечтательной поволокой. Обычно таким созерцательным взглядом обладают девочки в период полового созревания. Полусонные и задумчивые, они как сомнамбулы слоняются среди взрослых и слушают свои бродящие соки, опьяняясь собственными желаниями и первыми неразделенными оргазмами. Но днем, выходя на улицу, Энн всегда надевала шанелевские солнечные очки.
— Веди машину ты, а ближе к Нью-Йорку поведу я, хочешь? — спросила Энн. — Как тебе удобно?
Желтый «ламборджини» был великолепен. Улисс, потрясенный красотой машины, позабыл какие комментарии он собирался сделать. Ему захотелось просто наслаждаться этим произведением искусства, как искусствоведы наслаждаются шедевром живописи, а гурманы изысканным блюдом. В конце концов, если человек любит хорошие машины, что тут такого?
Они выехали из ворот и плавно покатили к выезду на шоссе.
— Мне сказал Фрэнк, что ты хорошо водишь. Где ты этому училась?
— Нигде и везде. Мой отец был автогонщик. Я кручу баранку с трех лет. Правда-правда. Сидела у него на коленях и крутила. Потом была у него на подхвате. А когда он умер… У него случился инфаркт в машине, и он потерял управление. Я подозреваю, что ему это подстроили конкуренты. Знаешь, можно делать такие уколы, что ни один врач не подкопается. А у него прыгало давление, и он его снимал инъекциями. После похорон мать умоляла меня забросить это дело. Она его ненамного пережила, но когда я ушла от первого мужа, отца Чарли, пришлось подрабатывать и я стала работать шофером. Только потом меня стали издавать. И все равно надо было мотаться по разным делам. Я из машины не вылезала сутками. Ну а на первый большой гонорар я купила себе «ягуар». Меня все осуждали, но потом я получила второй большой гонорар и раздала все долги. Ах, зачем я тебе это рассказываю, ты меня тоже осуждаешь. Но зато я совершенно равнодушна к золоту и брильянтам. На все приемы надеваю один и тот же жемчуг. А на приемы рангом ниже — гранаты. Мне стыдно носить брильянты, когда в Африке дети голодают.