– Нет! Мы никогда его не видели! – хором загалдели ученики.
И только дядя Титта сказал:
– Я знаю.
– Тогда иди к доске и нарисуй, – велела учительница.
Дядя Титта вышел вперёд и мигом изобразил прекрасного аиста. Но тот, не желая оставаться на доске, спустился и направился к близнецам. Он очень злился.
– Поскольку старшие брат и сестра меня увидели, а это против правил, я забираю новорождённых!
Он схватил младенцев, одним движением сунул их в сумку и вылетел в окно.
– Подожди! – отчаянно закричала Кора.
Аист поднимался всё выше и выше в небо. Школьники выбежали во двор и провожали его взглядами.
– Немедленно вернись! – вопил Джакомо, но аист не обращал на него внимания. Кора заплакала. Тем временем в небе Анджело высунул из сумки свою лысую головку, темными глазами оглядел землю, перегнулся через край – и выпал.
– Берегись! – взвизгнула перепуганная учительница. Но было уже слишком поздно: малыш падал.
Впрочем, на полпути вниз он замедлил падение, и все увидели, что за спиной у него появилась пара чудесных маленьких крыльев, разноцветных и тонких, как у бабочки. Анджело взмахнул ими, потом ещё раз, – и потихоньку полетел. Кора протянула руки, и он, спустившись, как пчела на цветок, прижался к её груди. А Лев, подняв правую лапу, издал громкий рёв.
10
Кора проснулась оттого, что сердце её билось часто-часто, и увидела, что Джакомо тоже не спит.
– Так нечестно, – обиженно сказал он. – Почему твой близнец летает, а мой – нет?
– Потому что моего назвали в честь Ангела, – ответила она. Объяснение выглядело столь логичным, что Джакомо нечем было крыть и, чтобы не усугублять своей обиды, он сменил тему:
– И школ таких чокнутых не бывает. Поверь, на самом деле всё не так. Вот пойдёшь в первый класс и увидишь: нет там ни гусей, ни собак, ни черепах.
– А Лев-то, скажи? Как думаешь, чего это он за нами таскается?
– Чтобы заставить что-то сделать. Ты разве не помнишь, что в том, другом сне мы разбили его на мелкие кусочки?
– Но на этот раз он показался мне добрым. Считаешь, он снова начнёт за нами гоняться?
– Близнецов в любом случае лучше оставить дома. Я, по крайней мере, своего в этот сон больше не возьму.
Кора помолчала немного, размышляя, а потом спросила:
– Джакомо, скажи... А ты не думаешь, что близнецы действительно были с нами во сне? Я имею в виду, не видели ли они вместе с нами того же сна о школе, Льве и всем прочем?
– Ну, ты и скажешь! Считаешь, мы вчетвером видели один и тот же сон? Брось, это невозможно! Если ты хотя бы заикнёшься об этом взрослым, они тебя на смех поднимут. И потом, даже если близнецы уже проснулись, мы так и так ничего не узнаем: они ведь не смогут нам рассказать.
(Вот так всегда: вырастая, не только теряешь способность пользоваться Тайным Голосом, но и начисто забываешь о самом его существовании.)
Но Кора всё-таки дождалась, пока оба младенца проснутся, и, перегнувшись через край колыбели, спросила:
– Что вам снилось сегодня?
– Молоко, – ответил Анджело. – Молочное небо и молочное море. Я в нём плавал и пил, пил... Вкуснотища!
– А я обкакался и описался, – пробурчал Джованбаттиста. – Весь перепачкался, плакал, но няня не слышала и не шла поменять мне пелёнки. Теперь будет раздражение на попе.
Пыльца бабочек
1
Новорождённые дети ещё слишком слабы, чтобы выходить с ними на улицу. Должно пройти по меньшей мере девять дней, чтобы они достаточно окрепли для похода в церковь на Крещение, причём в самой церкви их нужно носить на руках (Кора никак не могла понять, почему нельзя использовать коляску, но запрет есть запрет).
С верхней полки шкафа достали одеяльце с кружевной подушечкой, почему-то называвшееся «портанфан», – что-то вроде конверта, внутрь которого вкладывали младенца, одетого в белую кружевную рубашку, куда длиннее, чем необходимо, чтобы прикрывать ножки малыша: подол хорошей крестильной рубашки должен доходить аж до колен крестных, держащих новорождённого на руках.