– А у нее был любовник?
– По моим сведениям, не один.
Звонарев ошеломленно замолчал. Потом он вспомнил:
– Но ведь там дочка еще была! Что она говорит?
– Дочь вскоре после вашего ухода отлучилась к подругам. В момент трагедии ее дома не было. Ее почему-то успокоили ваши слова о том, что серьезного психического заболевания у ее отца нет, что он в принципе согласен лечь в какой-то санаторий… Вы, кстати, говорили это?
– Говорил.
– Что же это за санаторий? – вкрадчиво, по-кошачьи осведомился Черепанов. Он снова был следователем по особо важным делам, а Звонарев – обычным свидетелем, причем подозрительным.
– Я предложил ему поехать в неврологический санаторий, подлечиться, отдохнуть. Он кивнул: да, мне нужно отдохнуть. Теперь-то я понимаю, что он имел в виду.
– Ну, вот и девушка стала жертвой этого заблуждения. Впервые за три дня она решила выйти на несколько часов из дому…
– А записки Трубачев не оставил?
– Вечер вопросов и ответов закончен. – Сергей Петрович мягко хлопнул ладонью по столу. – А нашему разговору я предлагаю подвести такой итог. Я напишу в протоколе, что вы согласны сотрудничать со следствием в случае предоставления вам документа, что подписка, взятая у вас лицами, представившимися сотрудниками КГБ, недействительна, а вы подпишете этот протокол. Хорошо?
Алексей кивнул. Черепанов достал чистый бланк, вооружился ручкой.
– Ваши фамилия, имя, отчество? – с мягкой улыбкой начал он.
Написав протокол, он дал подписать его Звонареву.
– Копию протокола я направлю в КГБ вместе с официальным запросом, – заявил он, пряча лист в папку. – Запрос будет подписан главным военным прокурором города Москвы. Отделаться устным ответом им уже не удастся. Потом будем действовать дальше, в зависимости от ответа.
– А не может случиться так, что КГБ просто заберет дело к себе, не дав вам никакого документа?
– Вполне может. Но на каком-то этапе мы все равно подключимся, ведь дело уже под контролем военной прокуратуры.
– А покуда я попаду в руки к очередному Немировскому? Ну а если полковник прав? Насчет шпионов в КГБ? Они же меня сгноят, обвинят во всех смертных грехах! Это уже начинается, неужели вы не видите?
– Вы полагаете, что в КГБ – все шпионы?
– А зачем мне все? На меня одного-двух хватит! Невелика птица!
– Ну-ну, не малодушничайте. Вы же мужчина. Говорю вам ответственно: в КГБ очень много порядочных людей, настоящих профессионалов. С некоторыми я знаком, могу похлопотать за вас, если дело заберет КГБ.
На том и расстались. Выйдя за ворота, на освещенную вечерними огнями Пушкинскую, Алексей подумал: «Мягко стелет, да жестко спать! Что ему: он соблюдет все формальности и будет считать, что совесть его чиста. А я вернусь к тому же, с чего все начиналось. В худшем случае военная прокуратура сдаст меня в КГБ, а в лучшем… эти конторы будут тянуть меня в разные стороны, на разрыв. Попал, как кур в ощип! А вдруг Черепанов заодно с Немировским? – обожгла его мысль. – И я ему, такому круглому и приятному, поведал то, о чем и Немировскому не говорил!»
Звонарев затосковал. Он стоял под «Тремя слепыми» (барельефами Маркса, Энгельса, Ленина на фасаде Партархива) и думал, что ему теперь делать. Взгляд его упал на очередь у «Ямы». «А ведь наши наверняка еще там, и Кузов с ними. Вот у кого надо спросить совета! Он в каких только передрягах ни бывал».
Поэт Андрей Кузовков по прозвищу Кузов воевал в Афганистане, учился полгода в МГИМО, три месяца сидел в тюрьме, точнее – в спецприемнике для бродяг, служил милиционером, мыл золото в Якутии, печатался в журнале для слепых, работал страховым агентом и женским цирюльником в роддоме – сам он, впрочем, называл эту профессию другим, неприличным словом. Кузовков был непревзойденным мастером попадать в абсолютно безвыходные ситуации и чудесным образом из них выбираться. Он утверждал, что под Сургутом, где он трудился нормировщиком на строящемся газопроводе, «химики», недовольные тем, как Кузов закрывал им наряды, заварили его в газовую трубу у самой заслонки, и он полз по ней несколько километров к компрессорной станции, причем ногами вперед, пока не утомился и уснул. Во сне он якобы так храпел, что бригада обходчиков издалека ощутила вибрацию в магистрали и стала искать источник паранормального явления, пока не добралась до инородного тела в трубе – Кузовкова. Трудно сказать, было ли так на самом деле, но однажды Звонарев убедился, что кузовковские истории возникают не на пустом месте. Встречали Новый год в одной московской квартире на пятом этаже. Кузовков вышел освежиться на балкон, дверь которого находилась как раз напротив праздничного стола. Минут через десять раздался звонок во входную дверь. Открыли, на пороге стоял слегка припорошенный снегом Кузов. Все ахнули, а Кузовков как не в чем ни бывало подошел к столу и молодецки тяпнул водочки. Но на этот раз он не мог рассказать, что с ним произошло, – ходил, мол, подышать, а больше ничего не знает.