Звонарев вклинился в очередь и громко сказал, похлопывая по кейсу:
– Мужики, я к своим! Меня за вином послали.
Очередь послушно расступилась, сочтя, видимо, это вполне уважительной причиной. Вслед за Алексеем, в его кильватере, захотел пролезть еще один человек в собачьей шапке, идущий за Звонаревым от самых ворот прокуратуры, но ему решительно загородили путь. Человек не сказал ни слова и тут же покинул очередь. Он быстрым шагом завернул за угол и вошел в воняющий кислым пивом, захламленный битой тарой двор, где был служебный вход в «Яму». Здесь он решительно постучал в обитую железом дверь, а когда ему открыли, показал работнику в грязном халате какое-то удостоверение и нырнул внутрь.
Звонарев не ошибся: литинститутовцы все еще были в «Яме». Уже от входа он услышал их гул, который невозможно спутать ни с каким другим, – все говорили одновременно, не слушая друг друга.
– Леха! – заорали они, завидев Звонарева. – Ты уже на свободе? Подписка о невыезде? Кружку зэку! За освобождение!
Тотчас же перед ним появилась запотевшая кружка «Ячменного колоса», с оседающей шапкой пены, которую он жадно, не отрываясь, выпил до дна.
– Мучили жаждой, – прокомментировал кто-то. – Сатрапы! Кузов, добавь ему в нагрузку. Он, гад, нагрузок не любит! А ты полюби!
Из-под полы кузовковского полушубка сверкнуло водочное горло, в кружку Звонарева, журча, полилась прозрачная струя.
– Засади.
– За нас с вами, – провозгласил охмелевший уже от одного запаха водки Алексей. – И за х… с ними!
Ребята заржали. Он выпил, закусил сыром сулугуни.
– Ну, рассказывай, – сурово сказал Кузовков. – Генеральная прокуратура, ни фига себе! Ты чего сотворил?
– Я не в Генеральную ходил, а в военную. Один «важняк» армейский самоубийством покончил, а я перед этим к нему на вызов ездил. Теперь таскают.
– Ну, Леха, без вопросов – на тебя все спишут. Скажут: ты его цианистым калием уколол. Убийца в белом халате!
– Мужики, вы извините, мне по этому поводу надо с Кузовковым потолковать.
– Толкуй здесь!
– Нет, я знаю – вы будете все время прикалываться, а мне-то нужен серьезный совет.
– Ну, давай! Долго не советуйся! А то водка стынет.
Звонарев с Кузовковым взяли свои кружки и перешли за маленький столик в углу, где местный завсегдатай бомж Коля сливал из нескольких кружек в одну остатки пива.
– Колян, на тебе сорок копеек и исчезни, – распорядился Андрей.
– Будет сделано! – Коля схватил трясущейся рукой мелочь и побежал, звеня кружками, к автоматам.
– Налей мне, Андрюха, чтобы у меня в голове прояснилось, – попросил Звонарев.
Кузовков набулькал прямо в пиво. Чокнулись, хлебнули забористого «ерша».
– Вот какое дело, – заговорил, собравшись с мыслями, Алексей. – Слушай. Только учти: если разболтаешь – мне тюрьма светит.
Он рассказал обо всем Кузовкову, опустив, правда, содержание разговора с полковником и вообще не упомянув про разведку и шпионов. Кузовков же, к удивлению Звонарева, проявил деликатность и ничего по этому поводу не спросил.
– Получается, – подвел итог Алексей, – я кругом крайний, и к кому бы дело ни попало, мне будет только хуже. А КГБ, прокуратура и милиция могут спокойно перебрасываться бумажками. Скажи: как мне выбраться из этого круга?
– Делай ноги, – без раздумий посоветовал Кузовков.
– Как это – делай ноги?
– А так – беги, исчезай. А они пусть разбираются друг с другом напрямую. Ты подписку о невыезде давал?
– Нет.
– Так что же ты время теряешь? Как это у Апдайка: «Кролик, беги!»
– Я – не кролик. Прошу тебя, отнесись серьезней. Все не так просто. Черепанов этот улыбается, но я чувствую, что он мне тоже не очень-то верит. И вот я исчезну – что он подумает? Что я все врал? А если врал – значит, причастен к смерти того «важняка»?
– Алеха! – с чувством воскликнул Кузовков. – Все просто! Сложности придумываем мы сами. На то ты и писатель, чтобы искать простые объяснения так называемым сложным вещам. Мужик, тебе чего надо? – вдруг обратился Кузовков к человеку в собачьей шапке, бочком стоявшему у их столика.
– Жду, когда кружка освободится, – глухо ответил тот, забегав глазами.