Выбрать главу

– Я читал Вашу статью для «Hagal». Больше всего я был впечатлён описанием символического «существа, распятого в материи» (руны Ман и Торн под Божьим оком). Экзотерическая концепция вотанизма склоняется к тому, чтобы не обращать внимания на эту связь. Здесь возникает вопрос — знал ли Вилигут о работах Гвидо фон Листа? Например, Кирххоф утверждает, что полковник был совершенно не знаком с Листом. Имел ли Вилигут представление о религиозной системе Листа, когда (согласно Рудольфу Мунду) в 1937 году получил от Гиммлера задание исследовать «вотанизм»?

– В моём присутствии Вилигут никогда не говорил о религиозной системе Листа. Я сама впервые слышу об этом. Что касается поручения исследовать вотанизм, то о нём мне тоже ничего не известно. Это должно было происходить в 1937, когда я уже не жила в Берлине.

– Можете ли Вы внести ясность в вопрос о том, кто же разработал рунную схему для перстней SS Totenkopfring?

– Лишь недавно я услышала, что Вилигут, возможно и создал рунную схему для Totenkopfring SS; я думаю, это может быть правдой.

– В доступных нам номерах «Hagal», за 1934–35 годы, содержаться некоторые статьи Вилигута, сопровождённые комментарием редактора; в комментариях упоминаются два стародавних клана носителей мудрости, Вилигуты (ирмины) и Лёйтереры (вотанисты), враждовавшие от начала времён. Согласно Гюнтеру Кирххофу, Вилигут очернил Эрнста Лётерера как «английского шпиона», и именно поэтому последний был отправлен в концентрационный лагерь. Вы что–нибудь знаете об этом? Мунд также заявил, что Лёйтерер причастен к исчезновению рукописи Листа «Арманизм и кабала».

– Мне почти нечего ответить на эти вопросы. Я никогда не слышала о войне между вотанистами и ирминами. Более того, сама мысль о том, что полковник, как «ирмин», сражался с вотанистами и выдал Эрнста Лёйтерера Гиммлеру, чтобы отправить Армана в концентрационный лагерь, кажется мне глупой. Что касается арманов, то от Вилигута мы знали, что они принадлежат к отдельному знатному роду и у них собственные важные задачи.

– Предположительно, тайные службы интересовались Gotenstock [резной деревянной тростью] Вилигута. Говорят, что она, среди прочих вещей, использовалась и в свадебных церемониях. Можете ли Вы описать эту трость подробнее? Известно ли Вам что–либо о её происхождении и о том, где она сейчас?

– Что касается Gotenstock — этот предмет принадлежал деду полковника, а он унаследовал её от отца. Это был искусный предмет, и, судя по цвету, изготовлен из качественного дерева. У неё был золотой набалдашник в форме головы, насколько я помню. Вилигут не использовал её, как опору при ходьбе, но просто всегда носил с собой. Несколько раз я замечала, что он использует её в непонятных для меня действиях. Например, во время нашего первого посещения Гослара, города, особенно важного для него, он три раза постучал тростью по фонтану, когда проходил мимо. Наверное, он думал, что я не обратила на это внимания, потому что ничего не сказал, а я из скромности не стала спрашивать. Однако, во время того пребывания в Госларе, полковник весьма удивительным образом доказал, что знает многое из того, что было скрыто от нас. Это были весьма необычные события.

– Пожалуйста, расскажите нам об этом.

– Полковник ранее рассказывал нам о том, что Клюс в Госларе очень много значит для цыган. Полковник и сам был «тайным королём» у цыган, так же, как и другие венгерские магнаты до него. Он рассказал об их девяти «заповедях», древних символах, совершенно никакого отношения не имевших к десяти заповедям евреев. Теперь я уже не помню содержания этих «заповедей». Я помню только, что все, сопровождавшие полковника в Клюс (фрау Дарре, фрау фон Реден, Аннемари Кёппен и я. Не могу вспомнить, была ли тогда с нами фрау фон Канне) были этим заявлением озадачены. Когда мы были в Клюсе, молодая женщина, наш гид, показала нам лампы — на них, одна под одной, были начертаны девять римских цифр, и сообщила, что эти цифры символизируют цыганские заповеди — они лишь избавились от «четвёртой заповеди»! Цыгане всегда приходили на свадьбы, крещения и подобные церемонии в Клюс, и тогда зажигались эти лампы! Ранее полковник говорил нам, что каждый цыган должен побывать в Клюсе хотя бы раз в жизни. И по сей день они в запряжённых лошадьми повозках колесят по Германии; раньше я и сама видела их. Вы можете себе вообразить, как мы были удивлены тогда, просто лишились речи! Но в тот день произошло и ещё нечто. Мы встретились вечером, и господин фон Канне рассказал нам, что его семья происходит от некоего очень древнего чужеземного рода, поскольку на их гербе имеется нездешнее изображение розы; полковник же высказал предположение, что их семья должна хранить и змеиный перстень. Однако о нём никому не было известно. На следующий день мы с полковником, в сопровождении наших адъютантов, отправились назад в Берлин. Несколько дней спустя, фрау фон Канне прибыла в Берлин, всё ещё очень взволнованная, и показала мне коробок с этим самым змеиным кольцом. Она хотела показать его и полковнику, и рассказала, как в тот вечер, после упомянутой беседы, мужчины собрались у камина в доме Канне и обсуждали это кольцо. Дарре всё выспрашивал у Канне — нет ли действительно такого кольца где–нибудь в шкафу, где хранились их фамильные драгоценности и хроники семейства Канне. Канне раз за разом отвечал, что это невозможно, поскольку каждый предмет там ему знаком. Наконец, по настоянию Дарре, он достал шкатулку со старыми драгоценностями, чтобы подтвердить свои слова. Случайно он нажал на рычажок, о котором не знал, и тогда открылся потайной ящичек, в котором и оказалось змеиное кольцо! Разумеется, такое совпадение произвело на нас сильное впечатление.