– По-настоящему? Только однажды. Мне тогда исполнилось шестнадцать, и братья взяли меня в Редрут, чтобы отметить мое возмужание.
– Постой. Мне обязательно слушать всю историю до конца?
– Ты сама попросила.
– Учти, у меня нежные уши.
– Знаю. – Он отвел волосы и громко чмокнул в ушко, так что она взвизгнула. В ответ она ущипнула его с внутренней стороны бедра, место, как она теперь знала, очень у него чувствительное.
– Итак, продолжаю. Они привели меня в таверну под названием «Черный бык». Это я помню. Дальнейшее покрыто туманом, переходящим в сплошной мрак.
– Боже! Что ты пил?
– Дешевый джин. Жуткая дрянь. – Он комично передернулся. – С тех пор я его на дух не переношу.
– Что чувствуешь, когда напьешься?
– Не что, а как – погано себя чувствуешь.
– Да, но это после. А когда только начинаешь?
– Поначалу весело. Ты когда-нибудь напивалась?
– Никогда, естественно.
– Никогда?
– Конечно. Даже если б я и захотела напиться, не смогла бы, потому что кузина не оставляет меня одну всякий раз, когда появляется такая возможность.
– Ну и жизнь у тебя!
– Да, тяжело. Ты видел ее, Джек. Мог бы ты позволить себе веселиться, находясь под бдительным оком Онории? Вот так и живу, не имея возможности напиться.
– Интересная постановка вопроса.
Оба пребывали в отличном настроении, доедая поздний ужин.
Неожиданно Софи посерьезнела и положила руку на его обнаженное плечо.
– Какие мы разные, – задумчиво произнесла она. – Тебе тоже приходило это в голову? Какие мы непохожие?
– Да.
Они замолчали, думая каждый о своем. Софи помыла тарелки и поставила на место, чтобы Марис утром ничего не заподозрила. Держась за руки, они поднялись наверх и прошли на застекленную веранду, чтобы полюбоваться луной.
– Как она сияет. Светло почти как днем.
– Можно пойти в сад, – предложил Джек. – Ты не против?
– Не против, но лучше не ходить. Если Томас проснется, то может увидеть нас.
– Или услышать.
Она отрицательно покачала головой:
– Он глухой.
Внизу, вдоль веранды, сияли в лунном свете цветы; белая наперстянка, кентерберийские колокольчики и высокие белые лилии. В воздухе плыл аромат роз; где-то поблизости ухала сова; над яблонями неровными зигзагами, как тени, метались летучие мыши. Рука Джека лежала на плече Софи, тяжелая и такая реальная, и все же она не могла избавиться от мысли, что недостаточно знает его, что в чем-то, может, в самом главном, он далек от нее. Мужчина и женщина, впервые испытавшие физическую близость, почти непередаваемое блаженство, как могли они знать, что в каждом из них настоящее, а что лишь их фантазии, рожденные желанием видеть их в предмете своей любви? Быстрая любовь как лихорадка – лишает способности критически мыслить, кружит голову. Джек был так волнующе незнаком, так не похож на нее, что все возрастающее желание узнать его и его тайны просто преследовало ее, не давая покоя. Невозможно было сказать, являются ли они полной противоположностью друг другу, как это казалось ей сейчас. Она надеялась, что нет, но только время покажет, права она или нет. Есть ли у них это время?
– Мне страшно, Джек.
– Почему?
– Потому что я боюсь потерять тебя. – Она прильнула к нему и крепко обняла, чуть дрожа, и он шептал ей на ухо нежные слова, успокаивая и поглаживая по спине. – Все в порядке. Я знаю, тебе необходимо ехать. – Она стиснула его еще сильнее и, охваченная отчаянием, сказала правду:
– Как же я ошибалась! Я думала, проведу с тобой ночь и потом распрощаюсь. О боже, Джек…
Он приник к ее губам, целуя медленно и нежно, заглушая рвущийся наружу крик души, и она поняла, что ему тоже тяжело, но он не хочет говорить об этом, и, может быть, так даже лучще. Какой теперь смысл рвать на себе волосы и ругать себя? К чему спрашивать, зачем открыла сердце для боли и тоски, когда он еще с ней, когда он целует ее, когда такое невыносимое блаженство доставляют ей его слова и ласки? Провести с ним эту ночь, познать его – любая боль стоит этого, потому что она любит его.
– Иди сюда, Софи.
Он уложил ее на покрытый тростниковой циновкой шезлонг у окна. При воспоминании о том, чем они занимались раньше, сердце у нее забилось учащенно, а дыхание перехватило, словно в комнате не хватало воздуха. Сам он встал на колени рядом с шезлонгом, и это ее немного удивило.
– Тут есть место и для тебя, – прошептала она, напряженно улыбаясь.
– Пока еще нет.
Его темный силуэт, казавшийся грозным на фоне яркой лунной ночи, навис над ней. На его лице она различала одни лишь глаза, горящие напряженным вниманием. Вот он дернул кушак у нее на поясе… Его теплая рука скользнула внутрь, но он ее не поцеловал, только погладил по животу. Потом распахнул полу халата и обнажил одну грудь.
Пальцы ног у нее невольно сжимались сами собой, пока она ждала его, а он все дразнил ее, прочерчивая крошечные круги у нее на коже и слегка пощипывая кончиками пальцев. Она закрыла лицо рукой, чтобы он не смотрел на нее… чтобы все это выдержать… чтобы еще больше сосредоточиться на своих ощущениях. Вот его губы… срывают легкие поцелуи, щекочут ее, заставляя подняться выше. Потом она почувствовала ласку его языка и наконец зубы. Она задохнулась от почти невыносимого наслаждения. Он сжал рукой ее вторую грудь, а ей уже хотелось большего, хотелось почувствовать каждую клеточку его тела.
Он отвел ее руку от лица и начал целовать глубоко и страстно. Она тонула в этих голодных и жадных поцелуях, они прожигали ее насквозь, лишали сил. Вцепившись одной рукой ей в волосы, он просунул другую у нее между ног и принялся сильными, почти грубыми движениями тискать нежную кожу с внутренней стороны бедра, пустив в ход даже ногти. Она закричала, и собственный голос показался ей чужим, когда она позвала его по имени. Новым горячим и сочным поцелуем он заставил ее замолчать, не отрывая губ, развел ей ноги и проник в глубь шелковистой и влажной, трепещущей в ожидании плоти.
Ее глаза были накрепко зажмурены, она содрогалась, чувствуя, что близится завершение. Джек согнул палец у нее внутри, и она взлетела над ним и над собой, взмывая все выше и выше на волне истого блаженства. Как ей пережить этот миг? Ощущение было слишком острым, просто нестерпимым… но оно постепенно ослабело, отпустило ее на волю, и она медленно поплыла обратно, а когда коснулась земли, ей захотелось все испытать заново.
Легкими покусывающими движениями он целовал кожу у нее на ребрах, подбираясь к груди снизу. Ей опять стало щекотно.
– Хорошо, что Томас глух, – пробормотал он, не отрываясь от своего занятия, и, когда до нее дошло, что он имеет в виду, она зажала себе рот рукой, а щеки у нее стали малиновыми.
Она даже не заметила, когда он успел сбросить жилет. Теперь он выпрямился и снял брюки. Она следила за ним как завороженная. Ей пришло в голову, что если бы она не знала его близко, если бы не знала, каким он может быть заботливым и ласковым, то, наверное, испугалась бы его крупного и мощного мужского тела. Даже сейчас ей все-таки было немного страшно, но этот сладкий страх придавал взволнованному ожиданию еще больше остроты.
Софи выпрямилась в шезлонге и повела плечами, чтобы сбросить халат. Его горящий взгляд обжег ей кожу. Он взял протянутую ему руку и сбоку оперся коленом на шезлонг.
Она хотела подвинуться и дать ему место рядом с собой, но он с улыбкой опустился прямо сверху.
– О, – вздохнула она, радуясь, что ждать не придется, и обвила его ногами.
Ее тонкие лодыжки скользнули по жестковатым завиткам волос у него на ногах.
– Мне это нравится, – прошептала она.
Ей хотелось чувствовать его всем телом, она уже изголодалась по этому чудесному ощущению. Желание целовать его стало для нее наваждением, ненасытной жаждой. Все, что они делали, было правильно, все было хорошо и не стыдно.
Ее голова откинулась назад, когда он вошел в нее. К глубине этого интимного проникновения она так и не смогла привыкнуть. Вот она ощутила его губы у себя на груди, и глубокие содрогания, предупреждающие о грядущем взрыве, потрясли ее тело. Хотя ей очень понравилось, как это получилось в первый раз, сейчас все было еще лучше. Гораздо лучше. Она больше не была новичком, теперь у нее был опыт. Она уже знала, чем все кончится.