— Драго ми je, — улыбнулся я и крепко пожал руку Ненадовича. И пусть мой сербский был не так хорош, как его русский, но князь просиял.
— Где вы остановились, князь Николай? Я бы хотел прислать вам приглашение.
— Арендовал дворец княгини Любицы. И, в свою очередь, буду рад принять вас там.
— Непременно буду!
Долгие беседы при первой встрече здесь были не приняты — следовало уделить внимание всем присутствующим. Поэтому Ненадович вернулся к недопитой чашке с кофе, а ко мне уже прикатили старичка в коляске.
— Позвольте представить вам князя Ратко Бранковича, — проговорила сопровождавшая его девушка с сильным акцентом.
Я судорожно скреб по сусекам своей пустой башки информацию о Бранковичах. Точно! Старый род. Те, кто были князьями еще до Восстаний. И те, кому чудом посчастливилось избежать «резни князей». Таких родов осталось всего несколько, и Бранковичи были одними из наиболее старых.
— Весьма рад, весьма рад, — старик протянул мне руку, и мне пришлось наклониться, чтобы ее пожать.
И в тот момент, когда старик сжал мои пальцы, меня словно током ударило. Сила внутри меня вскинулась, взревела — и только сила браслета смогла ее сдержать. Первой мыслью было отдернуть руку, но я не стал. Нельзя давать поводов для подозрений.
Старик Ратко улыбнулся.
— Сильны вы, ваше сиятельство. Теперь понятно, как вы тогда османов выкурили…
— Рад знакомству, ваше сиятельство, — я улыбнулся. — Надеюсь, мой дар окажется полезен и на благо Сербии.
— Ох, горазд болтать, — прокряхтел себе под нос Бранкович и жестом велел сопровождающей откатить его кресло к столику с напитками. — Рад знакомству, князь Бринский. Рад…
Дошел черед и до семейной пары. Невысокий лысеющий мужчина подвел ко мне затянутую в тяжелое бархатное платье женщину.
— Ваше сиятельство, я барон Вильгельм фон Латтерманн. Позвольте представить вам мою драгоценную супругу Августу фон Латтерманн.
Так, это у нас были австрийцы. О роде Латтерманнов я ничего не знал, но накопать информацию не составит труда.
— Очарован, — я поцеловал затянутую в перчатку пухленькую ручку дамы.
Баронесса наградила меня приторной улыбкой. Фальшивой, как и ее чувства к супругу. Между этими двоими было настолько ледяное отчуждение, что они старались даже не прикасаться друг к другу. И в то же время их брак явно длился долго — наверняка уже дети выпорхнули из гнезда.
— Как и мы, ваше сиятельство, — промурлыкала она. — Вы в Белграде недавно?
— Только вчера прибыл.
— И как вы находите город?
— По-балкански разнообразным, — улыбнулся я. — Не лишенным контрастов и обаяния. Впрочем, оно меркнет в лучах вашего, мадам Латтерманн.
Женщина почти кокетливо прикрылась веером.
— Ох, мне недоставало обходительности русского двора. Вы всегда знаете, как обаять даму…
— У вашего сиятельства будет возможность продемонстрировать всю силу своего обаяния, князь Бринский, — натянуто улыбнулся барон, стараясь увести от меня подальше излишне очарованную супругу. — В пятницу посол дает благотворительный прием. Я позабочусь, чтобы вашему сиятельству прислали приглашение.
— Буду счастлив присутствовать.
Итак, три знакомства — и уже плюс два обещанных визита. Никита меня проклянет…
Осталась последняя формальность — представиться двум девицам и их церберу-сопровождающей. На этот раз я должен был подходить первым — этикет обязывал.
— Князь Николай Бринский, — представился я не девушкам, а женщине. Сразу было ясно, кто держал все под контролем. — Очарован.
Она обожгла меня пронзительным взглядом. Суровая тетка, ух!
— Графиня Стефания Елачич, — она протянула руку для поцелуя. — Мои внучатые племянницы Зорана и Невена.
Девушки смущенно присели передо мной в немного неуклюжих реверансах. Не близнецы, но погодки: лет семнадцать-восемнадцать на вид, симпатичные, темноволосые, большеглазые. Но держались они слишком уж зажато, словно хотели сбежать из этого дворца куда глаза глядят.
— Безмерно рад знакомству.
— Боюсь, оно будет недолгим, — проворчала графиня. — Я намерена увезти девиц к себе в Далмацию. Им нечего делать при развратном белградском дворе.
В моей голове в голос заржал Столыпин. Я едва не поперхнулся от неожиданности.
«В чем дело, Андрей?»
«В том, что госпожа Елачич считает белградский двор развратным. Боже, ну и потеха! Николай, вы сами убедитесь, что в среде сербской аристократии нравы довольно строги».