Мое сердцебиение учащается в четыре раза, когда он приближается. Мои руки начинают трястись, когда адреналин вливается в мои вены. Они холодные и потные, поэтому я зажимаю их между бедер, чтобы он не видел.
Доминик кладет свои сжатые кулаки на мой стол и наклоняется ко мне.
— Посмотри на меня, Елена.
Я закрываю глаза и не могу взглянуть на него.
— Посмотри на меня, — рычит он. Его тон резкий, яростный и властный. Мои мышцы напрягаются, когда его пальцы сжимают мою челюсть и наклоняют мое лицо в его сторону. — Открой глаза.
О, Боже.
У меня перехватывает дыхание, когда я открываю глаза и заставляю себя посмотреть на него.
— Лукас - мой сын. — Он не спрашивает. — Почему ты скрывала его от меня все эти годы, Елена?
Я открываю рот, чтобы заговорить, но вместо слов по лицу текут слезы, которые я не знала, что сдерживаю.
— Перестань плакать, Елена. — Его руки сжимаются в кулаки, а ноздри раздуваются. — Ты не имеешь права плакать.
Я фыркаю, пытаясь остановить слезы, но это невозможно. Доминик прав, это ему пришлось жить, не зная, что у него есть сын, но меня переполняют все эмоции, которые я заставляла себя скрывать в течение семи лет.
— Я держала его подальше от тебя не потому, что хотела этого.
Его ухмылка невеселая.
— У тебя есть пять минут, чтобы объясниться.
Я беру со стола салфетку и вытираю ею слезы.
— У меня не было выбора, Доминик. Ты не оставил мне выбора, ясно?
Он смотрит на меня, выражение его лица каменно-твердое, а льдисто-голубые глаза пронзают меня.
— В чем моя вина?
— Смерть.
Кажется, что его глаза на мгновение расширяются, но я не уверена.
— Я узнала, что ты Смерть, в ту же ночь, когда узнала, что беременна. — Слезы снова начинают застилать мне глаза, размывая его образ. — Ты отрубил палец тому человеку, Доминик, и ты улыбался, когда делал это.
Его густые ресницы вздрагивают, а челюсть сжимается.
— Ты это видела?
— Да. — Я прикусываю губу, пытаясь скрыть свой ужас от воспоминаний. — Ты часть мафии. Нет, ты глава мафии, — поправляю я себя. — Когда я увидела, как ты это сделал, я не смогла заставить себя сказать тебе об этом. Я не смогла бы растить ребенка с таким чудовищем, как ты.
В его глазах мелькнула волна грусти.
— Ты считаешь меня чудовищем?
— Ты убиваешь и причиняешь боль людям. Значит ли это, что ты ангел? — Я смеюсь, не обращая внимания на боль в сердце. — Ты скрывал от меня правду о том, кем ты был. Почему это проблема, что я сделала то же самое?
— Потому что он мой сын, Елена. — Он проводит пальцами по волосам. — Неважно, считаешь ли ты меня чудовищем или нет. Лукас - мой сын, и ты не имела права отнимать его у меня.
— Он и мой сын тоже, и я имею полное право оберегать его, Доминик. — Он ударяет кулаком по столу и низко опускает голову. Проходит несколько секунд, прежде чем он поднимает голову и смотрит на меня. — Семь лет, Елена. Я пропустил семь лет жизни своего сына из-за тебя.
У меня в горле завязывается комок от того, как тихо звучит его голос. Я никогда не видела Доминика таким сердитым и таким печальным. Меня пронзает чувство вины, и я впервые осознаю, насколько эгоистичной я была.
Неважно, что Доминик - двурогий зверь. Когда-то я любила его, и мой сын заслуживает отца, а я так долго держала их на расстоянии друг от друга…
— Прости меня. Я просто хотела как лучше для нашего сына, — пробормотала я. Я посмотрела ему в глаза. — Я не думала, что правда причинит тебе такую боль.
Доминик обходит стол и встает в дюйме от меня. От неожиданной близости у меня по позвоночнику пробегают мурашки.
— Почему ты не сказала мне, когда узнала, кто я?
— Я боялась. — В горле пересохло, и я сглотнула. — Ты солгал мне. Я понятия не имела, как ты отреагируешь, если узнаешь, что я знаю твою истинную сущность. Единственное, о чем я могла думать в тот момент, это как защитить себя и нашего ребенка.
— Я не лгал тебе, Елена. — Он садится на край стола, так близко, что его нога задевает мою. — Я скрывал от тебя правду, чтобы защитить тебя.
— У тебя плохо получилось защитить меня.
Доминик молча наблюдает за мной, не выражая протеста. Воздух вокруг нас плотный, но его напряженный взгляд упирается мне в живот, согревая изнутри. Боже, как этот человек влияет на меня. Я должна ненавидеть его за то, что он такой засранец, но я даже не могу отвести от него глаз. Это битва между моей головой и моим сердцем, и я не могу сказать, кто из них победит.
— У тебя есть время до завтрашнего утра, чтобы рассказать обо мне моему сыну, — говорит он, нарушая молчание.
— Или что? — Прохрипела я, когда кровь, текущая по моим венам, зашумела в ушах.
Он наклоняется вперед, приближая свое лицо всего на дюйм к моему. Моя грудь вздымается, когда мой взгляд падает на его рот, на его очень сексуальные губы. Мой язык непроизвольно высовывается и проводит по моим губам.
Когда он снова приближается, я инстинктивно откидываю кресло, но он кладет руку на подлокотник и притягивает меня ближе, прежде чем я осмеливаюсь отодвинуться.
— Я не уверен, что ты хочешь знать, что произойдет, если ты этого не сделаешь.
Он чертовски серьезен, и я знаю, что должна послушаться его, но у меня внезапно возникает желание сделать все наоборот, что бы он ни сказал.
— Я не хочу, — бормочу я про себя. — Как ты знаешь, я не очень хорошо воспринимаю угрозы.
На его лице мелькает улыбка.
— Будешь ли ты воспринимать это всерьез, когда я переверну тебя через этот стол и буду шлепать до тех пор, пока твоя кожа не загорится и не покраснеет?
У меня перехватывает дыхание, а щеки обжигает румянец. Иисус.
— Ты не должен говорить мне такие вещи, Доминик. Мы больше не...
— Любовники? — Помогает он мне закончить. — Нам не нужно быть ими, Елена. Ты принадлежишь мне.
Гнев кипит в моих внутренностях.
— Я тебе не принадлежу, Доминик. Ты не владел мною семь лет назад и никогда не будешь. Я ненавижу тебя.
Он улыбается мне, его ледяные глаза темнеют от озорства.
— Насколько сильно ты меня ненавидишь?
— Очень сильно. — Вздохнула я.
— Не так сильно, как я. — Он скользит рукой между моих ног, и она обжигает до самых бедер, и там начинает биться сердце. — Я ненавижу тебя за то, что ты ушла семь лет назад, — шепчет он мне в уши, его теплое дыхание пробуждает каждую клеточку во мне. — Еще больше я ненавижу тебя за то, что ты отдалила от меня моего сына.
Это уже слишком.
Его прикосновения слишком горячи, и если я позволю им продолжаться и дальше, боюсь, они поглотят меня. Я кладу руки ему на грудь, ощущая под собой твердые мышцы, и пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком тяжелый и сильный.
— Не делай этого, Доминик, — умоляю я. — Давай вместо этого поговорим о Лукасе.
— О чем тут говорить?
— Ему будет нелегко, когда я скажу ему, что ты его отец. — Не могу поверить, что говорю это. — Нам нужно найти способ организовать совместное воспитание. Ради Лукаса.
Он отстраняется от меня, и его глаза смягчаются при упоминании Лукаса. Его выражение лица стало более серьезным.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты стал частью его жизни. — Он смотрит на меня как на само собой разумеющееся. — Но у меня есть два условия. Он никогда не должен быть связан с мафией, и ты должен обеспечить его безопасность.
— Можешь быть уверена, что я не собираюсь ставить его в ситуации, которые могут ему навредить, — говорит он, его голос хрипловат. — Я обещаю, что буду беречь нашего сына, mio cara( итал. моя дорогая).