Он знал, что я попадусь в его ловушку.
Но чего он не знает, так это того, что сегодня ночью он сам попадет в свою паутину.
— Ты готов?
Маркус кивает.
— А ты?
Я киваю.
Мы обыскиваем склады, пока не находим один, в котором горит свет.
— Это, должно быть, тот самый, — говорит Маркус.
— Так и есть.
Мы крадемся к складу, но как раз в тот момент, когда мы собираемся войти, из темноты появляются два телохранителя. Я достаю из кобуры пистолет, и мне требуется всего две пули, чтобы положить конец их жизни.
Маркус улыбается.
— Отличный выстрел, брат. Ты не потерял хватку.
— Как будто я мог бы, — мрачно отвечаю я.
Кирилл и Федерико сидят напротив входа, когда мы входим в склад, их окружают телохранители, около пятидесяти человек, все вооружены и готовы расправиться с двумя мужчинами.
Киски!
Я осматриваю комнату в поисках Елены, но нигде ее не вижу.
— Где она, блядь, находится?
— Полегче, парень, — говорит Кирилл, его голос хриплый, с густым русским акцентом и высокомерием, которое он носит как плохо подогнанную броню. — Только попробуй нагадить мне, и сучка сдохнет.
Мое терпение теперь в запасе. Клянусь Богом, никто не уйдет отсюда живым, если Елене будет причинен хоть какой-то вред.
— Чего ты хочешь?
Злая улыбка морщит его лицо.
— Отдай им свое оружие. Никаких фокусов. Эта сучка теряет по пальцу с каждым твоим глупым движением.
Я снимаю свои пистолеты, все пять, пристегнутые к груди, заднему карману и ногам, а затем бросаю их на пол. Маркус делает то же самое, и мы поднимаем руки над головой, пока один из его людей обыскивает нас.
Когда он заканчивает, то кивает Кириллу.
— На них ничего нет.
Кирилл снова кивает, и пронзительная боль пронзает мою голову, опуская меня на одно колено. В ушах звенит, зрение затуманивается, но я не позволяю себе погрузиться во тьму, вцепившуюся в меня холодными руками.
Я не могу. Сначала я должен спасти Елену.
— Могущественный Доминик Романо, — говорит Кирилл. Он подходит ко мне и огибает меня, его лицо кривится в улыбке. — Ты шел к своей гибели в одиночку и ради чего? Из-за куска пизды? Жаль, что ты так рано потерял отца. Тебе еще предстояло многому научиться.
Ярость закипает во мне, но я приберегаю все силы, чтобы напасть на него, когда представится возможность.
— Ты не будешь так разговаривать с моим братом, — рычит Маркус рядом со мной.
Кирилл улыбается.
— Вы, братья, просто мускулы без мозгов. Оглянитесь вокруг, что вы видите?
— Стариков, которых я бы избил до полусмерти, если бы не костюмированные дураки, защищающие вас обоих, — возражает Маркус. Кирилл подает сигнал одному из своих телохранителей, тот делает шаг вперед и бьет Маркуса пистолетом в живот.
Мой брат застонал рядом со мной, схватился за живот и улыбнулся.
— Это лучшее, что у тебя есть?
— Нет, вообще-то. — Кирилл возвращает свое внимание ко мне. — Но, к сожалению, ты не гвоздь сегодняшнего шоу, мальчик. Это твой брат.
Собравшись с силами, я поднимаюсь на ноги.
— Чего ты от меня хочешь?
— Хороший вопрос. — Кирилл держит руки за спиной, его живот выпячивается вперед. — Ты осмелился бросить мне вызов, когда вернулся в Нью-Йорк и заявил, что город будет твоим. Ты, должно быть, забыл, что этот город принадлежит мне. Не тебе и не твоему ублюдочному отцу.
— Так вот почему ты убил моего отца?
Он хихикает как сумасшедший.
— Твой отец получил то, что должен был получить. Он должен был знать, что наживет себе врагов, когда решил стать богом Нью-Йорка.
Я сжимаю челюсти, пытаясь сдержать дрожь в голосе:
— Так ты убил его?
— Разве это проблема, если я это сделал? Ты знаешь, как это делается, парень. Это мафия, слабейших уничтожают. Как и тебя скоро.
Я задыхаюсь от гнева, который пытаюсь сдержать. Потом она прорывается сквозь меня, и я больше не могу сдерживаться. Я с рыком бросаюсь на Кирилла, вбивая кулаки во все его части, которые только могу найти. К счастью, мои люди подоспели как раз вовремя, и началась перестрелка. Звон выстрелов и запах пороха в воздухе еще больше разжигают мой гнев.
Когда мне удается сдержаться, я перестаю бить Кирилла и крепко хватаю его за челюсть.
— Где Елена?
Смех старика – это образ глупости и боли. Он хнычет и издает звук маньяка, который я презираю.
— Где она?
— Ты никогда ее не найдешь. Эта сука, скорее всего, где-то сдохла. — Я стону и еще несколько раз бью его кулаком в челюсть, пока не выбиваю из него сознание.
— Ты в порядке? — Спрашивает Данте, когда я встаю.
— Где Федерико? — Я осматриваю комнату. Ублюдка нет.
— Черт. Иди и найди ее, а я позабочусь о вещах здесь.
Маркус присоединяется к нам.
— Мы потеряли Федерико.
— Мы не можем его потерять. У него Елена. — На моей груди тяжесть, из-за которой мне трудно дышать. Я боюсь потерять Елену. — Вы двое останетесь здесь, а я найду ее.
Данте вскидывает пистолет и протягивает его мне.
— Я прикрою тебя. Иди. Сейчас же!
Я киваю ему, затем смотрю на брата.
— Не пострадай.
Он кладет руку мне на плечо.
— Обязательно найди ее.
Я не собираюсь возвращаться, если не найду.
Убегая, мне удается уклониться от летящих вокруг пуль и добежать до задней части склада, где есть второй выход. Вдалеке я слышу шаги и... голос Елены?
Черт. Я бегу быстрее, пока не вижу, как Федерико и его люди тащат Елену к парку машин впереди.
— Федерико, ты чертов ублюдок!
Мой голос отдается эхом под черным, беззвездным небом. Некоторые из людей Федерико останавливаются на месте и начинают стрелять в меня. Я пригибаюсь за контейнером рядом с собой и стреляю в ответ, пока все пятеро не оказываются мертвы.
— Доминик. Нет!
Крик Елены, словно яд в моих венах, ведет меня к медленной жалкой смерти. Федерико и его люди тащат ее как военнопленную.
Я ненавижу это.
Я должен спасти ее.
Это все, о чем я могу думать, пока бегу к ним. По мере приближения я отстреливаю других людей Федерико.
Когда он понимает, что живым ему не выбраться, он обхватывает Елену за шею и направляет на меня пистолет.
— Чуть-чуть шевельнешься, и эта сучка сдохнет.
Я решаюсь сделать шаг вперед.
— И что тогда? Ты не выйдешь отсюда живым.
Он разражается жутким маниакальным смехом.
— Нет, если я не убью тебя первым.
Елена всхлипывает, когда он крепче прижимает ее к себе.
— Доминик, пожалуйста, уходи. Спаси себя, — взмолилась она. Ее ореховые глаза полны слез, волосы растрепаны. Ее кожа бледная, в синяках. Когда я смотрю на нее, сердце пронзает боль.
Это я виноват в том, что она попала в такой переплет.
Это я во всем виноват.
— Скажи мне, дорогой племянник, каково это, видеть свою любимую в моей милости? — Он отводит пистолет и приставляет его к ее голове. — Всю свою жизнь я был только вторым сортом. Такой трус, как твой отец, никогда не должен был править Коза Нострой. Он взял то, что принадлежало мне только потому, что был первым сыном.
— Ты так ненавидишь моего отца? Даже в смерти? Он был твоим братом.
— Я бы хотел, чтобы он никогда им не был, и я ненавижу его гораздо больше теперь, когда он мертв, а тебя я ненавижу еще больше. — В его глазах появился психотический блеск, когда он смотрит на меня. — Я должен был стать Капо после смерти твоего отца, но ты и твой брат пришли и забрали у меня все. Будет справедливо, если я возьму что-то взамен.