Чтобы не светить своей пятой точкой, пусть и прикрытой пиджаком, задом наперёд иду к учительской, где смогу спрятаться от доставучего Громова. Там дверь закрывается на замочек, и не зайдёт он больше. Оставит меня в покое.
Свободной рукой машу Егору ручкой и медленно исчезаю. А он стоит и просто смотрит на меня. Не останавливает. Не просит дослушать его. Чего-то ждёт.
– Ай! – вскрикиваю от резкой боли. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, во что врезалась и проклинаю архитектора, который зачем-то арки здесь сделал. Из-за него в проём не вписалась и головой больно ударилась.
Ладно, голова у меня, и правда, чугунная. Поэтому пройдёт через недельку две, если новую травму не получу.
– Осторожнее! – кидает Громов, когда я, обойдя арку, продолжаю свой путь и… – Да, да, именно там и осторожнее, – произносит и подходит ко мне, сидящей в ведре с водой.
– Опять эти дети носятся, – бурчит уборщица из класса, но, увидев меня, а затем одного из владельцев академии, делает вид, что ничего не видит. Продолжает дальше пол мыть.
– Чёрт! – проклинаю всё, глядя на Егора. Поняв, что сама не вылезу, заговариваю со смотрящим на меня с нежностью мужчиной. – Помоги, а? – тяну руку. – Пожалуйста!
– Так и быть, спасу твою аппетитную попку в моих любимых трусишках, – соглашается и дотрагивается до моей руки, пуская по телу давно забытые импульсы. – Но у меня есть условие! Я помогаю, ты идёшь со мной на ужин!
Ага, размечтался!
– Ладно. Так и быть, – говорю, собравшись его обмануть. Пусть поможет, а ужинает сам, потому что я не приду. У меня сын дома, и вечером я с ним сижу, а не по всяким ресторанам хожу.
– Отлично, – кивает он и помогает встать. А затем он решает меня отряхнуть от воды и начинает именно с пятой точки.
О господи! Он не изменился за эти четыре года! Вечно руки к ягодицам тянет под любым предлогом.
Дождавшись Милену на парковке академии, позволяю подруге довезти меня до ближайшей станции электрички. На ней я поеду к родителям и заберу Тимура от них.
Папа уже три дня как вновь работает в больнице, а мама ещё в Питере перешла на дистанционную работу и теперь занимается со школьниками и студентами биологией и химией по интернету. Поэтому сейчас она помогает мне с сыном. Пристроила его в частный сад сегодня официально, и с завтрашнего дня Тим вернётся к деткам, а я спокойно буду ходить на работу.
– Фух! – опускаюсь на кухонный уголок, наигравшись с сыном вдоволь и усадив его смотреть мультики. – Умотал он меня! Как юла. Круть туда, круть обратно! Ужас! Я за день и забыла, какой он…
– Меня тоже умотал, – хмыкает мама, закинув зелень в суп. – Весь день, как неугомонная лиса по площадке носился. В саду воспитательницы умилялись, а я про себя думала: это вы его один день видите. Пару дней и вешаться будете.
– И сколько новых дам в нашей копилке? – ухмыляюсь, вспоминая, с какой скоростью девочки, а тем более их мамочки, влюбляются в Тимура, который своей харизмой и шармом пошёл в папочку. Такой же жук улыбчивый. Проникает под кожу и привораживает.
– Три мамы и четыре девочки. Две близняшки, притом, – отчитывается родительница улыбаясь. – Он всё хотел их к нам домой притащить, но я запретила. За что получила его грозное: «Всё, я обиделся! Я ухожу от тебя! Я больше не буду с тобой играть!»
– О-о-о, близняшек он любит! – вздыхаю, понимая, откуда у него эта тяга. Весь, блин, в Егора. А это, вообще-то, я его вынашивала и ночи с ним не спала. Хоть бы каплю на меня похож был.
– Ты мне зубы не заговаривай, Сара, – прищуривается мама, сев поближе ко мне. – Рассказывай, видела ли своего Егора?
– Видела, – закатываю глаза. – И лучше бы мои глаза его не видели!
– Всё ещё любишь? – догадывается со вздохом.
– Всё ещё ненавижу. До такой степени, что хочется уткнуться в подушку и плакать, – поправляю её с кривой ухмылкой.
– Любишь, – хмыкает родительница. – Пиджак его?
– Его, – бросаю. – У меня юбка порвалась. Он прикрыл.
– Заботливый.
– Он всегда таким был. Даже тогда, когда вместе не были, – вспоминаю с теплотой в груди. – Он ведь посадить меня мог за нанесение увечий, но не стал этого делать. И вообще, мог мне кучу претензий выставить, но он ни разу не заикнулся даже, мам. Смеялся всегда над моей хронической «везучестью». Но знаешь, это было не обидно так. Всегда помогал. Делал комплименты.
– Все они делают комплименты, пока в койку не затащат, – качает она головой, сочувственно взглянув на меня.
– Егор другой.