— Я теперь вас знаю и чую. Я смогу найти вас везде — силу вы мою видели. Но если хотите по-хорошему, приходите завтра в восемь в кафану «Орео» у вокзала. Расскажу, чем вы действительно можете быть полезны. Схватили сте?
Молодежь торопливо закивала. Все они поняли.
— Вот и славно.
Я развернулся и побрел назад к ресторану. Ибо жрать мне уже хотелось больше, чем жить.
Пообедав и немного передохнув, мы вернулись в резиденцию. Я отпустил Столыпина в дом, а сам решил прогуляться по территории. Все же родные места, с этого место многое начиналось для рода Обреновичей.
Сад был старым и немного запущенным, но мне это даже нравилось. Вековые деревья, пролегавшие в тени тропинки, старинные кованные скамейки... А еще здесь благоухали розы — кусты с огромными алыми цветами источали просто божественный аромат. Я уже и не помнил, когда в моем мире розы вообще пахли.
— Старый сорт, — донеслось из-за моей спины. — Этому кусту больше сотни лет.
Я обернулся и увидел женщину в униформе штатной прислуги. Лет тридцати пяти, стройная, высокая — как и многие на Балканах. Волосы она не красила, и в убранной узлом копне можно было разглядеть седые прядки. Я не мог бы назвать ее красавицей в привычном смысле, но некая притягательность в грубоватых чертах ее лица и манере держаться все же была.
Женщина поклонилась.
— Прошу прощения за то, что нарушила уединение вашего сиятельства.
— Ничего. Как вас зовут?
— Йована, ваше сиятельство, — женщина снова поклонилась.
— Вы хорошо говорите по-русски, Йована.
— Благодарю, ваше сиятельство. Я служила графу Муравьеву, пока его семья жила в Белграде. Тогда и выучила язык.
Муравьев... Вспомнить бы. Кажется, дипломат. Тогда понятно, почему он мог здесь оказаться. Надо бы уточнить у Столыпина — он точно должен быть в курсе.
— Как вам жилось у Муравьевых?
— Не на что жаловаться, ваше сиятельство. И его семья, насколько мне известно, была довольна моей службой. Жаль лишь, что графа перевели в Берлин. Увы, я не смогла отправиться с их сиятельствами, хотя и хотела.
Что ж, теперь понятно, почему эта дама оказалась здесь. По каким-то причинам привязана к Белграду. Только, сдается мне, она могла найти место и получше.
— Вы хорошо знаете этот дворец, Йована? Давно здесь работаете?
Дама улыбнулась.
— Этот дворец знают все в Белграде, ваше сиятельство. Он — один из символов ушедшей эпохи. Но мы помним. Люди здесь имеют долгую память. И многие скучают по ушедшим временам, хотя даже не застали их. Это как сказка — или легенда, если вам угодно. Очень хочется верить в то, чего никогда не произойдет.
— А что, по-вашему, не произойдет?
Йована, кажется, поняла, что сболтнула немного лишнего.
— Прошу прощения, я неверно выразилась. Просто многим жителям очень жаль, что этот дворец забросили, а затем и вовсе продали купцу. Свое прошлое нужно чтить и беречь, даже если это прошлое кому-то не нравится.
— Смотрю, вы привязаны к этому месту, — я жестом пригласил ее пройтись со мной, и женщина присоединилась.
— Мне здесь спокойно. В Белграде осталось не так уж много по-настоящему старых домов. Этот дворец — один из них. Мне нравится его атмосфера умиротворения. Впрочем, говорят, что здесь ходят призраки неупокоенных Обреновичей, что не добавляет привлекательности этому месту в глазах возможных покупателей.
Я улыбнулся.
— Призраки? Вы их видели?
— Не видела. Иногда бывают странные звуки, но дом старый и отреставрирован не весь. Не думаю, что это как-то связано с бывшими хозяевами дворца, — она поспешила сменить тему. — Вон те сосны тоже очень старые, ваше сиятельство. В жару они дарят прохладу и насыщают воздух смолами. Это полезно для дыхания. А в той беседке прекрасно пить кофе во время дневного отдыха. Если желаете, я могу принести вам чашечку.
— Благодарю, не сейчас.
— Как пожелаете, ваше сиятельство.
— Расскажите мне о вашем короле, Йована.
Женщина от удивления даже замерла.
— Бог мой, ваше сиятельство! Что могу я знать о государе?
— Вы знаете то, что думает о нем его народ. Мне интересно. Не стесняйтесь. Этот разговор все равно останется между нами.
— Люди... Люди думают по-разному, ваше сиятельство. Мало кто хочет, чтобы Сербия оказалась под пятой очередного гиганта. Но также мало кто желает войн и кровопролития. Устали мы от этого.
Она говорила очень осторожно, и понятно. Но, кажется, мне удалось понять чуть больше , так сказать, между строк.
— Спасибо за рассказ и прогулку, Йована, — мы как раз вышли на дорожку, что вела из сада на первый этаж дворца. — Но мне нужно идти.
Женщина поклонилась и проводила меня долгим взглядом. Я спиной чувствовал его тяжесть и какую-то тревогу. Странная она немного, эта Йована. Или мне уже мерещилось всякое на каждом шагу?
— Князь вернулся!
Едва я дал о себе знать секретарям, как на меня тут же обрушилось море мелких, но неотложных вопросов. Нет, точно нужен дворецкий — пусть занимается всеми деталями.
Столыпин заперся в своем кабинете и обзванивал старых белградских знакомых. Очевидно, организовывал расписание посещений. С завтрашнего дня начнется череда визитов и приглашений: едва я буду представлен королю, как белградское общество сочтет необходимым со мной познакомиться. Так что Андрей пытался хоть как-то подготовиться к грядущему хаосу. Кроме того, требовалось выделить время и под мою главную задачу...
Потом приехали портные на первую примерку и подгонку — быстро работали, надо отдать должное. Затем мы окончательно разрулили все вопросы с ювелирами: доставленные драгоценности поместили в сейф в моем кабинете. Там же я и уснул, уже не имея сил подняться к себе.
— Портные прибыли! — Вера ворвалась в мой кабинет, и я впервые увидел ее растрепанной и заспанной.
Я взглянул на часы. Шесть утра, чтоб вас! Спал четыре часа.
— Так... Дай мне пятнадцать минут. И распорядись приготовить кофе, пожалуйста.
Голова была чугунной. Лениво дотащившись до спальни, я залез под контрастный душ, чтобы хоть как-то взбодриться. Мне вроде как полагалось нервничать из-за предстоящей встречи с врагом моего рода, но я чувствовал только усталость и желание снова завалиться спать. Нет уж. Давай, Коля, просыпайся, труба зовет.
Когда я спустился, портные уже оккупировали нижнюю диванхану и устроили там полевую мастерскую. Столыпина уже обкололи булавками и наметывали швы подгонки прямо на нем.
— Вам идет этот благородный синий, Андрей, — улыбнулся я, поприветствовав его поднятой чашкой над блюдцем.
Сна у Столыпина не было ни в одном глазу, но процедура явно удовольствия не доставляла. В соседней комнате целая команда мастериц работала с Верой и Верицей. Никиту едва заставили расстаться с планшетом и облачили в новое парадное одеяние. Да, похорошел парень. И очки успел себе другие заказать. Ну прям жених.
— Позволите, ваше сиятельство? — Ко мне поспешили двое портных с заготовленной одеждой. — Осталось всего несколько штрихов. Все почти готово.
Я позволил облачить себя в костюм и отметил его приятную посадку. Да уж, когда шьют на тебя, ощущения совсем иные. Брюки сели идеально, я мог свободно поднимать руки, ничего нигде не задиралось. Да и ткань действительно оказалась прекрасная: в прохладе дома согревала, но при этом на жаре должна была немного охлаждать.
Наконец, вся подгонка была закончена.
— Господа, дамы, покажитесь мне, — велел я своей свите.
Ну, на Никиту с Андреем, да и на себя в зеркало я уже насмотрелся. Покрой всех трех мужских костюмов был одинаковым — брюки и строгий приталенный пиджак. Рубашки у всех были однотонные, всего на тон светлее костюма. И однотонные же галстуки. Словом, полный минимализм. Только запонки, булавка для галстука и знак принадлежности к моему Роду.
— Никита, принеси драгоценности, — распорядился я и передал секретарю ключ.