Выбрать главу

Я насмешливо приподнял брови.

— И все? Ради этого стоило останавливать целый поезд, да еще и в Дакии?

— Боюсь, не все, ваше сиятельство, — жандарм ну прямо упивался моментом. Это ж насколько нужно влачить жалкое существование, чтобы годами ждать такого момента, чтобы... Что? Наконец-то ощутить власть над власть имущим?

Я начинал терять терпение.

— Продолжайте.

— Ордер на ваше задержание выдан императорской канцелярией. Вам надлежит прибыть в Вену на заседание Дворянского суда, на котором будет рассматриваться дело о поругании чести и достоинства Элеоноры фон Герберштейн, младшей дочери графа Людвига фон Герберштейна.

Кого?!

— Должно быть, это какая-то ошибка, — ответил я, стараясь скрыть раздражение. — Не уверен, что мы знакомы с этой, без сомнения, достойной женщиной.

Так, Коля, напряги память. Может, цесаревна случайно тебе что-то стерла? Что это за Элеонора такая?

— Однако фройляйн Герберштейн утверждает иное. Ее отец намеревался устроить помолвку дочери с одним из австрийских баронов, однако девушка утверждает, что три года назад во время вашей поездки в Вену вы познакомились с ней и, после совместно проведенного времени обещали на ней жениться. По нашим, имперским, законам такой шаг приравнивается к помолвке, ибо слово князя приравнено к слову герцога. И это слово аристократа.

Столыпин уставился на меня испепеляющим взглядом, а я, признаюсь, впервые немного растерялся. Даже обладание строптивой силой и волшебство Осколка не вызвали у меня такой озадаченности.

— Мне нужно побеседовать с князем наедине, — тут же отчеканил Столыпин. — Как его юридический представитель, я имею на это право.

И, не дожидаясь ответа, он вытолкал их из купе и захлопнул дверь. Над нашими головами тут же возник непроницаемый купол.

— Какого черта мы не знали об этой истории?! — набросился он на меня громким шепотом. — Вы в своем уме умалчивать о таких приключениях?

— Да не знаю я никакой Элеоноры! — рявкнул я. — Все перерыл в воспоминаниях — не представляли меня герцогу и его дочерям! Хотя постойте...

Кажется, я наконец-то сложил картинку. Твою мааааааман...

Было! И правда ведь — было.

Мы, точнее, первый Коля, с приятелями-однокурсниками ходил в оперу. Быть в Вене и пропустить такое мероприятие — для аристократа самоубийство. Там блистало много австрийской знати, но, поскольку визит был частный, а постановка — регулярной, но нужды представляться официально не было.

Важно то, то спустя пару дней, когда мы отдыхали уже в куда менее формальной обстановке, захотелось студентам познакомиться с местными девицами. Пошли в какой-то невероятно пафосный не то клуб, не то ресторан. Там я, точнее, первый Коля, познакомился с симпатичной юной девицей. Познакомился с коротким, но ярким продолжением.

Только вот девица представилась не Элеонорой фон Герберштейн, а просто Норой Герберт. Говорила, училась на художницу в местной академии, а в клуб пришла отдыхать с подружками. Тогда первого Колю не смутило то, что простая студентка могла себе позволить отдых в столь пафосном месте. Она, кстати, и правда хорошо рисовала — привлекла «мое» внимание тем, что буквально несколькими росчерками изобразила мой портрет на салфетке мокрой трубочкой от коктейля...

Она была не единственной «моей» спутницей за те каникулы, и все же только эта псевдохудожница приходила на ум. Псевдоним уж больно созвучный. Да кто ж знал...

— Проклятье, — вздохнул Столыпин, когда я выложил ему все, что удалось вспомнить.

А еще у нее были потрясающе красивые ноги и аккуратная грудь, но об этих воспоминаниях я умолчал.

— Клянусь, не знал! Вот вам крест!

— Да верю... Так, если девушка не назвала вам своего настоящего имени и намеренно утаила свою личность, да еще и воспользовалась вашей, скажем так, излишней раскрепощенностью, вызванной алкоголем... Что ж, у нас есть все шансы очистить ваше имя. Дело можно развалить.

— Ага, только для этого придется заехать в Вену, — я покачал головой. — Нет, сейчас я этим заниматься не готов. Нас ждут к определенному сроку в Земуне.

К слову, тоже в Австро-Венгерской империи. Могли бы и подождать, пока мы сами попадем в их руки. Но, видимо, у графа Герберштейна сильно пригорело. Интересно, как эта история вообще всплыла?

— Спорить не буду, это кардинально меняет наши планы...