— Значит, сделаем так, что это обстоятельство их не изменит, — резко оборвал я Столыпина. — Я не сверхумелый менталист, но все же мы можем поработать с памятью этих жандармов.
— Это не поможет. Сотрете этим — в Земуне задержат другие. Если вопрос стоит настолько остро, что вас хотят снять с поезда в Дакии.
Да, это проблема. Впрочем, стирать память было не обязательно. А вот заставить их меня отпустить и выдать бумагу...
— Я сам с ними разберусь, — сказал я Столыпину и деактивировал его купол. Андрей Васильевич не успел ничего возразить.
За дверью купе уже слышалось нетерпеливое сопение. Я натянул любезную улыбку и распахнул дверь.
— Прошу в купе, господа, — хозяйским жестом я пригласил всех трех жандармов и захлопнул двери перед прислугой. Тоже мне, нашлись зеваки. В следующий миг я активировал непроницаемый купол по периметру всего купе.
Жандармы напряглись.
— Не хочу, чтобы кто-то подслушал, — легкомысленно отмахнулся я, продолжая играть роль законопослушного болвана. — Прошу, присаживайтесь, господа.
Жандармы переглянулись, но, видимо, их главарю уж слишком сильно хотелось задержать аж целого князя, да еще и русского. Поэтому он первым плюхнулся на обитый бархатом диванчик.
— Могу я взглянуть на ваши документы? — попросил Столыпин. А, все же решил мне подыграть.
Я метнул на него быстрый взгляд.
«Я займусь главным, а вы вырубите двух остальных. Пока просто вырубите».
Надо отдать должное Андрею — он сохранял хладнокровие. Ни единым жестом или мускулом не выдал себя.
«На счет три. Раз... Два...»
Все случилось почти мгновенно. Оправдывая специализацию боевика, Столыпин мгновенно оказался за спинами двух младших жандармов. Синхронный взмах обеими руками — и оба уже сползали на ковер. Наверняка видели какие-то глубокие сны, поскольку вырубил их атташе ментальным ударом.
Я же воспользовался моментом и перехватил обе руки жандарма.
— Шьто вы...
Он крякнул, когда я резко взломал его ментальные щиты. Неодаренный, на ним явно поработали — повесили дополнительную защиту. Правда, очень слабую. Либо старая, либо ставил кто-то низкорагновый.
Я погрузил жандарма в транс. Затем медленно вошел в его сознание и принялся перебирать воспоминания. Да уж, тот еще шалунишка — сколько натащил в кладовку конфискованных журнальчиков пикантного содержания... Только это меня не интересовало.
Времени было немного, а действовать требовалось аккуратно. И хотелось выяснить, откуда он получил такой приказ, но сейчас важнее было другое. Поэтому я начал осторожно менять воспоминания и восприятие. Заложил новый диалог, образы. Ирина Алексеевна учила, что важно помнить обо всех ощущениях и органах чувств, чтобы интегрированное воспоминание выглядело достоверным. Пусть ему будет очень жарко и тесно в этом мундире, пусть его дразнит запах кофе, что остался у нас на столике...
Менталистика — одно из самых рискованных направлений работы с Благодатью. Одно неосторожное движение — и человек может остаться инвалидом. Ни мой предшественник, ни я не отличались особыми талантами в этой специализации, поэтому я немного нервничал. Пусть этот жандарм и был неприятной личностью, но превращать его в овоща мне не хотелось.
— А теперь повторите то, о чем мы с вами договорились, — ласково сказал я, глядя в его мутные глаза.
— Вы обязуетесь прибыть в Вену в течение одного месяца после получения информации о дворянском суде, на который вас вызвал граф Людвиг фон Герберштейн, — медленно проговорил жандарм. Забавно, что сейчас никакого акцента у него не было. Говорил на чистом русском, только медленно и заплетающимся языком. — Вы подпишете бумагу о своем обязательстве, и мы позволим вам продолжить путь. Также мы выдадим вам распоряжение об отсрочке...
Он потянулся к сумке-почтальонке, что висела у него через плечо. Достал оттуда лист серой гербовой бумаги, перьевую ручку и принялся выводить каллиграфическим почерком что-то на немецком.
Столыпин наблюдал за моими действиями и никак не комментировал их. Скорее, следил за тем, чтобы я не навредил жандарму. Закончив, тот поправил свой мундир и протянул мне бумагу.
— Этот документ даст вам право перемещаться на территории Австро-Венгерской империи. Однако я должен предупредить вас, что по истечении месяца он утратит свою силу, а вы будете значиться лицом, уклоняющимся от императорского правосудия...
Я схватил бумагу и сунул во внутренний карман своего костюма.
— Благодарю, господин...