— Такое случилось с одним человеком двадцать лет тому назад, — снова вставила Ванесса ровным, бесстрастным тоном. — У меня самой тогда еще не было дара, но тот случай я хорошо помню. Он, должно быть, отчаялся, потому что сел на ночной экспресс в Стенбридже. Этот поезд идет без остановок до самого Лондона. Вскоре после отправления пассажиры услышали удары и стоны, доносящиеся из его купе. Его нашли на полу. Он лежал, скорчившись и прижав руки к глазам. А пару минут спустя, когда поезд отъехал еще дальше на восток, он скончался.
— А откуда вы знаете, что у него было зрение? — спросил Майкл.
— Джозеф его знал. Мы все знаем друг друга. Этот человек старел, ему было уже за пятьдесят, и он мало-помалу терял способность двигаться. Впереди его не ждало ничего, кроме бесконечной старости, и он попытался вырваться на волю. Но не вышло.
— Вы не сказали, почему Хардрейкер стал таким, как сейчас. Почему он… почему мы не можем умереть, как все остальные?
— Потому что с каждым днем мы все больше уподобляемся самому дракону, — объяснил мистер Кливер. — Мы вобрали в себя его дыхание, мы приняли его дары, и потому мы меняемся. А поскольку он с незапамятных времен лежит под землей, не нуждаясь ни в питье, ни в пище, ни в воздухе, ни в свете, мало-помалу и наши души становятся такими же. Силы оставляют нас, сперва понемногу, потом все быстрее и быстрее, пока наконец мы не уподобляемся дракону в его вечном безмолвном бдении, как некогда были подобны ему в величии и власти.
— И когда это произойдет, — снова заговорила Ванесса, — пути назад уже нет. Ты не можешь даже взять в руки нож, чтобы зарезаться: просто не хватает энергии. Только твой разум продолжает жить, заточенный в теле, зная о своем могуществе, но не в силах им воспользоваться.
— Большинство людей, — сказал мистер Кливер, — предпочитают покончить с собой заранее, прежде чем доживут до такого состояния.
— Или погибнуть от рук невежественных глупцов, — добавила Ванесса.
— Она имеет в виду тех, кто верит в байки про ведьм. Но это все в прошлом. В наше время остается только самоубийство.
— Но мистеру Хардрейкеру это не светит, — заметил Майкл.
— Да, это не для Джозефа. Видишь ли, Джозеф человек необычный. Он всегда был такой, быть может, потому, что, как и ты, получил дары в ранней юности. Судя по тому, что он нам рассказывал, Хардрейкер был упрям и непокладист и использовал свои дары неосмотрительно. Он питал особую приверженность к третьему дару и часто летал по ночам над пустынными долинами Уиррима. Разумеется, его вскоре заметили, пошли разговоры — так всегда бывает, когда кто-то использует третий дар под открытым небом. Начались неприятности, нашелся некий назойливый глупец, который непременно желал разузнать всю подноготную, и в конце концов Джозеф вынужден был заставить его умолкнуть. Для него это оказалось проще простого. Но это показывает, насколько осторожными нам следует быть, Майкл. Молодецкие забавы Джозефа подвергли его серьезному риску — и не только его, всех остальных тоже.
— И это аукается нам до сих пор, сто лет спустя, — подхватила Ванесса. — Расскажи ему про Уиллиса.
— Это совершенно не имеет значения, дорогая моя!
— Преподобный Обри другого мнения.
— И он тоже не имеет значения, Ванесса. Зачем забивать мальчику голову лишними сведениями?
Майкл почувствовал, что с ним обращаются как с младенцем.
— А при чем тут Том Обри? — осведомился он.
— Уиллис, тот самый назойливый выскочка, что сгорел и рассыпался прахом сто лет тому назад, к сожалению, успел кое-что разнюхать, и не только разнюхать, но еще и выпустить свои изыскания небольшим тиражом. В его книжонке идет речь о природе Уиррима и о том, что скрыто под горой. Боюсь, что наш преподобный прочитал эту книжку и ополчился против нас.
— Да он вечно лезет не в свои дела, придурок, — сердито бросил Майкл.
— Однако, как я уже сказал, все это в конечном счете не будет иметь значения. Так вот, возвращаюсь к Джозефу: он отказался цепляться за свои убывающие силы и оставался здесь до тех пор, пока его душа не впала в забытье и тело почти перестало функционировать. Он не желает мириться с неизбежным — и я тоже.
— Мы не желаем мириться, — поправила его Ванесса Соукрофт.
— А сколько нас всего? — спросил Майкл.
— Сейчас — всего пятеро. Ванесса, я, Пол, Джефф Пилат…
— Старик Пилат?! Не может быть!
— О, Джеффри всегда был себе на уме. Очень полезный человек. Он служит нашими глазами и ушами. Ни одна новость в деревне не минует его магазинчика. Он четвертый. А пятый — ты.
— Ну и… — Майкл замялся. — И еще, наверное, Стивен?
— Нет, Майкл. Боюсь, его в расчет брать нельзя. Сегодня я повстречал его в обществе нашего славного викария. Они направлялись к вам домой, собираясь взять тебя и запереть в церкви. Если бы я не позвонил и ты не воспользовался бы своей силой, чтобы вырваться на волю, неизвестно, где бы ты был теперь.
— Ну, они бы меня не удержали!
— Конечно не удержали бы, Майкл. Но боюсь, твой брат нас предал. Почему — трудно сказать. Как случилось, что ему были предложены дары?
Майкл коротко и сбивчиво рассказал, как все было. Ему не хотелось говорить об этом — отчасти потому, что неохота было даже думать о жалком, ничтожном братце, отчасти потому, что Майклу было стыдно: он вручил силу недостойному глупцу.
Мистер Кливер выслушал его, ничем не выражая своего мнения. Его лицо выглядело непроницаемой маской.
Когда Майкл умолк, Ванесса Соукрофт сказала:
— Ничего не понимаю. Никогда еще не бывало, чтобы силу получили сразу два человека подряд. Сперва Майкл, а потом, на следующий день — Стивен. И как Майкл мог видеть поднимающийся из глубины дар? Как мог знать заранее, в каком месте он появится? Мы такого никогда предвидеть не могли. Иногда проходило лет пятьдесят, прежде чем появлялся следующий человек, наделенный даром. Потому нас и мало. Это всегда происходило случайно!
Однако лицо мистера Кливера мало-помалу расплывалось в широчайшей ухмылке, пока не обнажились все зубы. Потом он раскрыл рот и снова закрыл его, звонко клацнув зубами.
— Я понял! — заявил он. — Я вдруг все понял! И теперь наверняка знаю, что мы на верном пути. Мы все делаем правильно!
Он вскочил со стула и принялся расхаживать взад-вперед, вынуждая Майкла и Ванессу вертеть головами ему вслед. Он говорил, ритмично постукивая себя по ладони сжатым розовым кулаком.
— Печать была взломана в понедельник. В тот же день наш добрый друг, преподобный Обри, вытащил крест из земли, оставив один конец в яме. В тот же самый день Майкл случайно заснул в Уирринлоу, в Яме. Господин зашевелился, он почувствовал, что печать взломана и ослабела. Он послал свое дыхание, и его получил Майкл, который сделался сильнее, чем любой из нас на протяжении многих поколений. Все шло прекрасно. В ту же ночь мы забрали оставшийся конец креста разделив печать навсегда. И господин откликнулся нам из-под земли. Майкла потянуло вернуться к Яме, взяв с собой кого-то еще. Он увидел дар, он предоставил брату возможность получить его. Но Стивен по какой-то причине, возможно оттого, что оказался недостоин, отверг дар. Он вдохнул лишь малую толику того, что мог бы получить, если бы повел себя разумно.
Он смолк. Остальные не произнесли ни слова, обратившись в слух.
— Но о чем это говорит? Это говорит как раз о том, на что мы надеялись! О том, что господин готов к тому, чтобы освободиться. Нам остается лишь окончательно порвать узы, и мы тоже окажемся свободны!
Майкл почти ничего не понял. Все эти разговоры о печатях и узах были для него пустым звуком. Однако разговор о свободе заинтересовал его: судьба Хардрейкера и тех, кто жил до него, страшно тяготила его душу.
— Вы хотите сказать, что нам не будет грозить это замедление души? — спросил он. — Бесконечная смерть, которая даже и не смерть?
Мистер Кливер снова сел и подался вперед. В его глазах сверкало воодушевление, созвучное воодушевлению Майкла.
— Я уже двадцать лет наслаждаюсь радостями моих даров, — сказал он. — Я жил такой жизнью, о какой любой может только мечтать: все мои желания исполнялись. Однако все эти годы в глубине души меня терзал страх. Я знал, что мое время истекает. С каждым днем чувствовал я, как убывают силы, как моя жизнь разлагается, точно яблоко, источенное червями, которое снаружи выглядит крепким и сочным. Я видел, что стало с Хардрейкером. Я знал, какие пределы нам положены и какая жуткая судьба нас ожидает. Но я не желал мириться с этим! Я неотступно размышлял о том, что происходило с нами, со всеми этими великими и несчастными избранными, которые жили здесь на протяжении веков. Я знал, насколько тесно мы связаны с нашим господином, который дремлет под Уирримом. И в конце концов я догадался! Его судьба — это наша судьба! И если мы хотим жить — быть может, жить вечно! — жить, наслаждаясь своим могуществом, странствовать по миру, как и куда нам угодно, — нужно освободить его из подземной тюрьмы! Не стоит заблуждаться: именно за этим нам и были вручены наши дары. У нас есть перед ним обязательства, которые следует выполнить. И, выполнив их, мы будем вознаграждены по заслугам!