– Ловко, – ухмыльнулась Мэг, скача в своем зеленом платье. – Доберемся!
Нет, подумал я, не доберемся.
В груди горело. Дыхание вырывалось с хрипом и свистом. Меня злило, что эти два полубога могут еще и переговариваться на бегу, тогда как я, бессмертный Аполлон, похож на задыхающегося сома.
– Нет… – Я хватал воздух открытым ртом. – Они просто…
Прежде чем я успел закончить, три сияющие дымовые колонны взметнулись перед нами с земли. Два духа уплотнились до состояния трупов – у одного во лбу красовался, словно третий глаз, персик, у другого в груди застряла сухая ветка.
Третий дух…
Увы, Перси не увидел его вовремя и вбежал прямо в столб дыма.
– Не дыши! – успел предупредить я.
Он вытаращился, словно спрашивая, что, серьезно? А потом упал на колени и вцепился в горло. Сын Посейдона, Перси, наверно, мог дышать под водой, но задерживать дыхание на неопределенно долгое время совсем другое дело.
Мэг схватила из-под дерева еще один сморщенный плод, но он не мог предложить ей надежной защиты от превосходящих сил тьмы.
Я попытался прикинуть, как помочь Перси, но подвергся нападению пронзенного веткой духа и, бросившись наутек, наткнулся на дерево. Мне бы и хотелось сказать, что столкновение было частью плана, но даже я, со всем моим поэтическим даром, не смог обнаружить в нем ничего позитивного. Очнувшись, я обнаружил, что лежу на спине, перед глазами плавают круги, а сверху на меня смотрит омерзительный чумной дух.
– И какой же смертельной болезнью мне убить великого Аполлоооона? – пробулькал дух. – Сибирской язвой? Эболой…
– Заусеницы, – предложил я, пытаясь отползти от своего палача. – Я живу в страхе перед ними.
– Есть ответ! – воскликнул носос, бесцеремонно игнорируя мои старания. – Попробуем!
С этими словами он рассеялся в дым и навис надо мной сияющим одеялом.
8
Персики в бою
Дальше некуда
Взрыв мозга
Не могу сказать, что вся жизнь пролетела перед глазами.
Если бы так, это заняло бы несколько месяцев, и я наверняка успел бы придумать план побега. Нет, пролетели только сожаления. Да-да, даже мне, созданию восхитительному в своем совершенстве, есть о чем сожалеть. Я вспомнил тот день в студии на Эбби-роуд, когда, движимый завистью, внес вражду и раздор в сердца Джона и Пола и расколол «Битлз». Вспомнил, как на поле сражения Трои пал Ахилл, сраженный стрелой подлого лучника – из-за моего гнева.
Пред моим внутренним взором предстал Гиацинт, красавец с бронзовыми плечами и сияющими под солнцем темными вьющимися локонами. Стоя на краю поля, он послал мне ослепительную улыбку. Даже ты не сможешь бросить диск так далеко.
Смотри, сказал я и метнул диск, а потом с ужасом увидел, как порыв ветра необъяснимым образом направил снаряд в прекрасное лицо друга.
И, конечно, я увидел ее – другую любовь моей жизни. Увидел, как ее чудесная кожа превращается в кору, волосы – в зеленые листья, а глаза – в застывшие озерца сока.
Такой болью отозвались эти воспоминания, что я бы даже принял за избавление от муки опускающийся на меня сияющий чумной туман.
Но моя новая, смертная, сущность воспротивилась этому. Я еще слишком молод, чтобы умирать! У меня еще не было первого поцелуя! (Да, в моем божественном каталоге бывших красивых людей побольше, чем в списке гостей на вечеринке у Ким Кардашьян, но все они были сейчас не в счет.)
И тут, если уж быть честным до конца, я должен кое в чем признаться: все боги боятся смерти, даже тогда, когда мы заключены в смертные формы. Кому-то это может показаться глупостью – ведь мы же бессмертны. Но, как вы уже видели, бессмертность могут и отнять. (В моем случае целых три раза.)
Богам знакомо увядание. Знаком уход в забвение. Сама мысль о небытии вселяет в нас ужас. Вообще-то – да, Зевсу не понравится, что я делюсь этой информацией, и если вы расскажете кому-то, я буду все отрицать – мы, боги, немного даже изумляемся вам, смертным. Вы живете, зная, что неизбежно умрете. Не важно, сколь много у вас друзей и родственников, ваше недолгое существование быстро забудут. Как вы миритесь с этим? Как справляетесь? Почему не предаетесь отчаянию, не сходите с ума и не рвете на себе волосы? Ваше бесстрашие, надо признать, достойно восхищения.
Так о чем я?
Да, верно. Я умирал.
Затаив дыхание, я вертелся в грязи, пытался отвести опускающееся чумное облако, но это было куда труднее, чем прихлопнуть муху или обнаглевшего смертного.
Краем глаза я увидел Мэг, сцепившуюся в смертельной игре в салки с третьим духом и отчаянно старавшуюся укрыться от него за персиковым деревом. Она крикнула мне что-то, но ее голос прозвучал как будто издалека.