− Меня ждут друзья. Вы не могли бы мне что-нибудь дать с вашего стола. Бутылку початую или не початую с шампанским например.
Я увидел на столе бутылку-гиганта известного бренда, косарей за двадцать. Я такую бутылку видел лишь раз в Петербурге, в магазине, куда мы зашли с моим соседом, чтобы прикупить по баночке пиваса, помню сосед резко переменился и не боялся никуда опоздать…
−А-аа, − он засмеялся. – Бери конечно. Ты, наверное, Антоний?
− Да. Я Антоний Павлович Червяков. Почти как Чехов. Я родился в девяносто шестом году.
− Очень интересно.
− И вот младенчество мое давно умерло, а я живу1…
− Опаньки! – он засмеялся. – Августин!
Я моментально протрезвел: мужик узнал цитату!
− Ты в магистратуре учишься. У вас там средневековая? Сдал?
− Автоматом зачёт поставили.
− А на экзаменах что?
− Прикладное языкознание, русский язык и создание текста как электронной коммуникации.
− Да!.. Это тебе не Августин. Ну а нравится тебе в нашей компании?
− Нет… − отчеканил я. – Точнее – не особо.
− А что не нравится?
− Всё. Начнём с обучения. Дальше штрафы. Недостачи. Тайные клиенты. Промо. Втюхивать товар дня, менять ценники по сто-пятьсот раз, вписывать тайно страховку, дурить с кредитом.
− А начальство?
− Конкретно моё начальство – омерзительно, но вы – нет, раз Августина узнали.
− Такие мерзкие?
− Я говорю о тех, с кем работаю. Спасибо вам за выпивку. − Я смерил его презрительным взглядом сверху вниз. − Мы на них пашем, а они на Канарских дачах задницу греют… Обделили грибами.
− Какими грибами? – испугался мужик и стал дёргать замочек на кармане косухи.
− Жульен. Кокотницы.
− А-ааа.
− Вот вам и «а-аа». Низовые работники делают все продажи и прочую работу практически за бесплатно, а начальство жульены трескает вместе с кокотницами и на Мальдивах отдыхает. И торты лопает. А нам к чаю сухие рогалики с творогом?! А?!!
− Ну дружочек, заело тебя, − засмеялся мужик.
− Это вы заели. Ещё косухи носите, чтобы быть ближе к народу.
− Да я за рулём просто. Удобно. – Он улыбался мне. Ну почему, почему мне все всегда улыбаются?! − Я прибыл в Карфаген; кругом меня котлом кипела позорная любовь2.
− Да пошёл ты, байкер хренов. – Я нагло обошёл стол, выбрал бутылку получше
− Жульен сейчас поднесут. Они просто не успевают. Говорят, пармезан вот-вот подъедет, они сверху пармезан зачем-то сыплют.
− Так вкуснее, − пробасил какой-то «топ» в сером костюме, худой и похожий на диктора Левитана – тот тоже был тщедушный. А голос – ого! Бочка, а не голос.
− И торт пожалуйста. У нас девушки требуют торт.
С шампанским я потанцевал на танцполе под звёздную группу. Вживую пела солистка очень прилично, и я уже не замечал её полноту, я был поглощён песней о любви, старым хитом с новыми интонациями.
Когда я вернулся за стол, я напоминал героя рассказа «Судьба человека», как бы цинично и кощунственно это не звучало. Я поставил шампанское на стол и у сидящих вырвался возглас восхищения.
− Грибы сейчас привезут. У них пармезан закончился. Ждали, пока привезут. Обещали и десерт дамам. Дамам – посмотрел я на моську со спаниелем, а не… − Тут я плюхнулся за стол.
Спаниель сделал вид, что не замечает меня. Как я позже узнал, сним провёл работу тщедушный сб-шник. Он тоже пил «моё» шампанское и кончено же был на моей стороне.
Кокотницы и впрямь скоро привезли. Как мне нравятся эти ресторанные двух-трёхэтажные столики! И звенящая на них посуда…
Я сел за наш «скамеечный» стол. Все натанцевались, пока меня не было у экрана и были в сборе: трудоголик, претенциозница, её ковалер-мерчендайзер, Оксана, сб-шник, и даже моська посматривала в нашу сторону толсто подведёнными глазами. Видно я ей нравился всё больше и больше, а спаниель всё меньше и меньше. Все радовались шампанскому и грибам – кокотницы обжигали, пыхали паром, вся наша буква «П» напоминала что-то мистическое. Снятое с дрона – пар-то цветной от ламп. Мы распили, обсуждая, кто всё-таки Инна (все меня подкалывали и пытались выведать, как мы с ней провели время на танцполе): рекрутёр или эйчар, кто-то утверждал, что фултайм. Мнения разделились вплоть до кулачного боя на почве этимологии англосаксонских корней и производных американизмов, никто не хотел уступать – как вы понимаете кулаки готов был пустить в ход отвергнутый спаниель. Усталый и глубоко не трезвый, он ожесточённо объяснял, что эйчары – обстановка в коллективе, а мерчендайзер спорил − раз на работу принимает, то не эйчар, что он, старший по смене – вообще супервайзер, больше эйчар, чем все эйчары вместе взятые. Претенциозница утверждала авторитетным глубоким голосом, что фултайм в центральном офисе, что Инна именно такая. Я бы мог слушать эту немолодую некрасивую женщину вечно… Обстановка накалилась до предела, но градус понизила половина торта-гиганта, нам его наконец подвезли с барского плеча, и челядь жадно расхватала куски, некоторым перепало по два и три. Когда я выходил с Оксаной на перекур – просто постоять за компанию, то я видел, как от кафе отъезжала крутая тайота, за рулём я разглядел Инну, а на заднем сидении сидел «главный»в косухе.