− Леонид Львович! – я очень обрадовался учителю. Мне было одиноко в Москве, да ещё эта нервотрёпка с экзаменами, я вымотался ужасно. Осознание, что все испытания по рисунку и композиции были зря, удручало, ожидание списков на очно-заочную филологию просто добивало, если бы не пиво в Сокольниках, я бы с ума сошёл.
Староверов тоже мне обрадовался, сел напротив на кровать и стал позорить: тебе шестнадцать, растущий организм, а ты по пивку, как мужичонка Загоскина (в нашем городе был такой ресторан «Мужики Загоскина»). Я замахал на него руками, всё рассказывал, а он всё кивал и успокаивал: мол, пройду я на этот факультет очно-заочный, пройду. И дальше Леонид Львович стал интересоваться, как я собираюсь жить и что делать.
− Рано планировать, − говорю. – Не поступлю же.
− Поступишь.
− Не верю, Леонид Львович. Не поступлю. Самое обидное, что в конкурсном списке первый за бюджетным местом.
− Поступишь.
− Вернусь в город, буду у мамы подрабатывать лаборантом в колледже, она договорилась.
− Я тебе открою секрет, − произнёс Староверов после пристального взгляда на меня. Вообще он был очень мне рад и маска «отеческое благодушие» (глаза вытаращены, лоб и уголки рта мимикрируют) не сходила с его лица. Он загорел, отдохнул и стал ещё больше похож на противогаз. – Я тут узнал… случайно так прозондировал почву… (Подмигнул.) Одна абитуриентка из твоего конкурсного очно-заочного списка скорее всего заберёт подлинник.
− Посмотрим, − мне перестал нравиться этот разговор, он был о больном, о мучительном, он был сослагательным, но в глубине души я надеялся именно на такой случай.
− Она съезжает, я тебя уверяю. Тут этажом ниже скандал случился. Мать боится её одну в Москве оставлять, боится разных неприятных случаев, которые часто происходят в общежитиях и в арендованных квартирах – девушка активная в этом плане, ну ты меня понимаешь. – Он подмигнул как-то воровски. – Водит ковалеров, − сказал он, увидев моё недоумение.