4
– Челом тебе, кошевой атаман! – поздоровался Звенигора, войдя в светлицу. – Ты звал меня, батько?
– Звал. Проходи.
Сирко внимательно оглядел казака. Его зоркий взгляд уловил перемену во внешности Звенигоры. Заметил он и какое-то беспокойство в его глазах.
– Ты куда-то собрался, Арсен?
– Да, батько, еду в Дубовую Балку. Весть получил – мать тяжело заболела… Проведать хочу.
– Вот как, – сказал задумчиво Сирко. – А я хотел обратиться к тебе с просьбой… С великой просьбой… Теперь и не знаю, говорить ли… У тебя и своих забот хватит.
– Слушаю, батько. Говори…
– Хорошо. Но знай: от моего поручения можешь отказаться, ибо дело очень тонкое, а главное – трудное и опасное. Понимаешь?
– Понимаю, – тихо произнес Звенигора. – Какое же дело?
– Хотел послать тебя к султану в гости – в Турцию. Одного. Тайным послом. А что это значит, знаешь сам. Потому повторяю – ты волен не принимать мое поручение.
– Что там надо сделать?
– Выкупить моего брата… Кобзарь поведал – в неволе он, возле Варны… Однако главное твое задание – разведать, правда ли, что турки готовят нападение на Украину. Слухи об этом есть. А если готовят, то когда, какими силами…
Сирко умолк. Внешне казался спокойным. Но не трудно было заметить, как высоко вздымалась под белым жупаном его грудь. Косой луч солнца прорвался сквозь стеклышко окошка и упал ему на усы. Седые волоски заблестели, словно окропленные слезами…
– Я поеду, батько, – твердо сказал Звенигора.
Сирко стремительно подошел к нему, обнял за плечи.
– Спасибо тебе, сынку! – Кошевой не скрывал, что растроган. – Спасибо! Тогда не теряй времени, ведь и ты торопишься. Навестишь мать, а уж оттуда – в путь… Дело мое не скорое, успеешь… Сом, расскажи казаку, где найти Нестора. А я приготовлю все, что надобно…
Кошевой прошел в соседнюю комнату, служившую ему спальней. Через полчаса появился с небольшим, перевязанным голубой лентой свитком бумаги и широким кожаным поясом – че́ресом.
– Это – письмо мурзе Кучук-бею, – протянул свиток. – Хотя мы с ним не раз рубились в бою, в мирное время он радушный и гостеприимный человек. Мурза пропустит тебя через орду и выведет к Дунаю. А в Валахии и в Болгарии ты уже сам себе голова.
– Там я ходил с караванами, дорогу знаю. Да и обычаи тоже… Лишь бы татары не заарканили....
– Кучук-бей не позволит. Он мой должник: я отпустил из плена двух его племянников… Такое не забывают. А этот черес надень на себя под шаровары и береги как зеницу ока! В нем зашиты золотые монеты – польские злотые, английские гинеи, испанские дублоны. Думаю, хватит. И для выкупа Нестора, и тебе на дорогу. Пояс старый, незавидный, но, сам понимаешь, цены немалой…
Черес действительно выглядел невзрачно – потертый, обшарпанный, но когда Звенигора взял его в руки, то почувствовал его тяжесть.
– Сколько тебе нужно времени на сборы? Мне хочется, чтобы ты выехал немедленно и чтобы никто не проведал бы о цели твоей поездки. Товарищам скажешь – посылаю тебя с письмом к гетману Самойловичу.
– Чего казаку собираться, – ответил Арсен. – Я уже готов.
– Вот и хорошо. Твой конь – у крыльца.
– Спасибо. Будь здоров, батько кошевой! Будь здоров, кобзарь! К весне ждите меня назад!
– Удачи тебе, Арсен! – Сирко обнял казака и троекратно поцеловал в обе щеки.
Арсен затянул под сорочкой пояс, вышел на крыльцо. Джура уже держал за повод молодого горячего коня. «Омелько увидит – лопнет с досады, – подумал казак, любуясь резвым жеребцом. – Еще бы! Лишится такого прибыльного дельца. Денег, вырученных за старую клячу, весной хватило бы купить целый табун!»
Казак быстро сбежал с крыльца, вставил ногу в стремя и лихо вскочил в седло. Застоявшийся конь затанцевал под ним, запрядал ушами.
Чтобы не вдаваться в долгие разговоры с товарищами, Арсен лишь на миг остановился возле компании.
– Прощайте! Кошевой посылает к гетману с письмом. По дороге заверну и в Дубовую Балку!
– Счастья тебе, сынок! – прогудел охмелевший Метелица.
Тут же к Арсену подскочил Омелько:
– А как же с нашим уговором… про коня?
Арсен рассмеялся:
– Прибереги до другого раза. Видишь – уже есть! И твоему – не чета!
– Да он у него до весны подохнет, потому как во рту один зуб остался! – хихикнул Шевчик.