Взгляд Юрася остановился на Семашко. Тот стоял в стороне, углубившись в свои думы. Что скрывается за его бледным высоким челом? Что приказал ему Сирко, посылая в Немиров к Астаматию? А может, не только Сирко, но и Самойлович причастен к пребыванию этого казака здесь?.. Вдруг это та ниточка, которая поможет распутать весь клубок измены и козней?
– Как тебя звать, запорожец? – спросил он Семашко.
– Семашко Мирон, гетман.
– Откуда ты?
– Немировский родом.
– Давно в Сечи?
– Как только закончил Киевскую коллегию, так и махнул за пороги, ясновельможный пан гетман… Вот уже более десятка лет… Правда, с перерывами.
– О, так ты учился в Киевской коллегии! Я тоже там учился…
– Я это знаю, гетман.
– А что ты еще знаешь про меня?
– То, что и все.
– То, что известно всем, меня мало интересует… А вот про то, что никому не ведомо, кроме тебя да еще двух-трех особ, я хотел бы дознаться…
– Я не понимаю.
– Не прикидывайся дураком… Ты же знаешь, за что тебе тут всыпали киёв…
– Ей-богу, нет!
– С чем прислал тебя Сирко в Немиров?
– Я прибыл сам, по собственной воле… На зимовку. Тут моя семья.
– Он приказал убить меня?
– Он ничего не приказывал…
– Так, может, это сделал гетман Самойлович?
– Я ни разу не видал его.
– Откуда ты знаешь Астаматия?
– Я его не знаю.
– Однако ж по приезде в Немиров ты посетил наказного гетмана Астаматия и имел с ним беседу!
– Да, я был у Астаматия, но только потому, что таков приказ вашей ясновельможности – всем прибывающим, а особенно запорожцам, в пятидневный срок лично являться к наказному гетману или немировскому полковнику.
– Ты сидел у него полдня!
– Я перекинулся с ним самое большее двумя десятками слов. С чего бы мне сидеть у него полдня?
– Мне донесли об этом верные люди.
– Выходит, они не верные люди, а брехуны!
Юрась кинул быстрый взгляд на Многогрешного. Тот мигом подбежал.
– Я слушаю, пан гетман.
– Он и раньше это говорил?
– Да, пан гетман… Но он выкручивается!
– Почему ты так думаешь?
– Никто не прибыл в этом году в Немиров на зимовку. Один Семашко… И не может быть, чтобы Сирко не воспользовался таким случаем. А потом…
– Ну?
– Он был у Астаматия… Думаю, надо его допросить. Он знает больше, чем говорит. А когда допросим Астаматия, то можно будет сравнить их показания. И, я уверен, кое-что прояснится.
Юрась снова посмотрел на Семашко.
– Ты слыхал?
– Слыхал.
– Что ж, будешь говорить?
– Я сказал правду…
– Гм, ты упрям, как и все запорожцы! – глаза Юрася сверкнули, он крикнул пахолкам: – Возьмите его!
Семашко сопротивлялся, но слабо, потому что не отошел еще от тех побоев, которыми угостил его Многогрешный. Пахолки свалили его в снег и стали колотить по подошвам, по голеням, по спине. Многогрешный помогал им. Схватив палку поувесистей, он старался попасть по самым болезненным местам – по щиколоткам, по кистям рук, по голове. Запорожец извивался, как мог, уклоняясь от ударов, которые сыпались на него со всех сторон. Но это не помогало.
– Что ты должен был передать Астаматию от Сирко? – спросил Юрась, дав знак пахолкам, чтобы прекратили пытку. – О чем вы говорили?..
– Бог свидетель – я ничего не знаю, – прохрипел Семашко, хватая разбитыми губами снег.
У него было мелькнула мысль наговорить на Астаматия, чтобы спастись, а там пускай Юрась разбирается. Однако он сразу же отогнал ее как гнусную, недостойную. Конечно, Астаматий заслуживает тягчайшего наказания: он вместе с Юрасем сеет зло. И безусловно, оно его самого когда-нибудь постигнет. Но не таким путем нужно с ним расправляться… К тому же Юрась будет требовать все новых и новых показаний и станет вырывать их жесточайшими пытками. Нет, он будет молчать.
– Я ничего не знаю, – еще раз тихо повторил он и, обессилев, закрыл глаза.