Внешне я не проявляю никаких эмоций при упоминании Руссо, но внутри кипаю. Руссо и моя семья ненавидели друг друга много лет. Как и мы, они — одна из пяти семей итальянской мафии, которая доминирует в преступном мире Нью-Йорка. Единственная разница в том, что, хотя империя моей семьи выросла, они отступили назад, решив отступить в тень. У них еще есть некоторая власть и влияние, но у нас их гораздо больше. Неудивительно, что они поддерживают Винсента в его стремлении свергнуть моего отца. Но все равно обидно, что Винсент за нашей спиной заключил с ними сделку.
— Ты собираешься рассказать нам, почему ты созвал эту встречу, или будешь продолжать надоедать нам до смерти? — спрашиваю я, притворно зевая.
Винсент пристально смотрит на меня, в то время как взгляд моего отца резко останавливается на мне. Он ненавидит, когда люди говорят вне очереди. Или когда они говорят, хотя с ними не разговаривают. Но я устал от всего этого позерства и разговоров.
Когда я смогу сломать кому-нибудь череп?
Винсент криво усмехается.
— Говори только тогда, когда к тебе обращаются, Роман. Или ты забыл все уроки отца?
Я стискиваю зубы, но не отвечаю.
Мой отец говорит.
— Чего именно ты хочешь, Винсент?
— Всё очень просто. Я хочу, чтобы ты ушел в отставку. Откажись от своего титула и оставь меня ответственным. Если ты это сделаешь, я пощажу тебя и твою семью.
У меня вырывается смешок.
— Это шутка, да?
Отец снова пристально смотрит на меня. Я внутренне вздыхаю.
— Мы оба знаем, что этого не произойдет, Винсент. Как насчет того, чтобы предложить другую сделку? Прекрати весь этот фарс, и я даже оставлю тебя в живых. К концу тебе не хватит всего нескольких пальцев.
В конце этого заявления он улыбается. Любой, кто не знал дона, мог подумать, что он просто шутит. Но он чертовски серьезен. Я лично был свидетелем того, как мой отец отрывал пальцы плоскогубцами. Он может быть безжалостным, когда его злят, и предательство Винсента — самое большое из всех. Учитывая, что они знали друг друга большую часть своей взрослой жизни.
— Ты не воспринимаешь меня всерьез, — говорит Винсент, нахмурившись. — Как насчет того, чтобы я дал тебе понять, насколько я чертовски серьезен?
Все происходит так быстро. Винсент вытаскивает пистолет и целится в человека, ближайшего к моему отцу. Прежде чем я успеваю дотянуться до своего, воздух прорезает хлопок. Это громко. Достаточно громко, чтобы вызвать звон в ушах. Все вокруг замирают, и мне кажется, что прошла вечность, прежде чем серьезность ситуации поразила меня. Но на самом деле проходит всего лишь секунда или две, прежде чем мы все приступим к действию.
Я выхватываю пистолет из-за спины рубашки. Вес ощущается как дополнительная конечность. Это лишь слегка успокаивает меня, когда я поворачиваюсь к человеку, лежащему на полу, из груди которого сочится кровь. Я смотрю на Мигеля секунду. Мой двоюродный брат, моя семья, и он мертв.
Что-то холодное пробегает по моим венам.
— Никто не двигается, — говорю я, глядя на Винсента.
Мужчины, окружающие его, тоже вытащили оружие. Нас численно превосходят, и за это я должен благодарить своего отца. Он был полон решимости доказать, что Винсент не представляет собой достаточно серьезной угрозы. Я думаю, часть его верила, что его друг в конце концов прозреет. Но он ошибался. И теперь придется отправить в ад.
Дон уже готов, в руках ружье. Его глаза черные как смоль, ярость волнами накатывает на него. Его окружают четверо мужчин, пытающихся защитить его своими телами. Это такая лояльность, которую невозможно купить. Некоторые из мужчин — наша семья, другие достаточно близки, чтобы их можно было назвать таковыми. Они поклялись защищать нас ценой своей жизни и, судя по выражению их лиц, планируют это сделать.
Не присоединившись к Винсенту, они доказали, что серьезно относятся к своим клятвам.
— Черт побери, — ругается Майкл рядом со мной.
Его мышцы напряжены. Это наш двоюродный брат мертв на полу. Наш брат. Тони с другой стороны от меня, с пистолетом в одной руке и ножом в другой. Его взгляд снова скользит к Мигелю, лежащему на полу. Они были близко. В нашей сфере бизнеса приходится время от времени готовиться к смерти. Но прошло много времени с тех пор, как мы кого-то теряли.
— Я убью его, — плюю я. Слова — это обещание.
— Винсент! — мой отец ревет.
Я улавливаю легкий приступ страха на лице Винсента. Похоже, он не может поверить в то, что только что сделал. Он знает лучше, чем кто-либо, что только что начал войну. Время переговоров прошло. После этого пути назад нет.